— Сейчас не пугайся. — загадочно сказал старик, и вытащив из кармана блестящий свисток на верёвочке, тонюсенько свистнул.

Сначала ничего не происходило, но стоило мне засомневаться в адекватности происходящего и начать щипать себя за ногу, как в перелеске что-то зашуршало.

— Не дёргайся. — повторил дед.

Но он мог бы и не напоминать. Впиваясь взглядом в пробившегося через заросли гостя, я замер, отчаянно жалея о оставленном «на гвоздике» автомате.

Глава 24

Передать словами испытанные мною чувства невозможно. Но это точно не испуг и не удивление. Есть близкое по смыслу непечатное выражение, но и оно не передаст всего того что я почувствовал в эти мгновения.

На поляну, щурясь от солнечного света, вышел почти твареныш. Почти, потому что больше раза в три, и раз в десять ужаснее.

Ну а то что это существо и наш подкидыш, одного роду-племени, — не подлежало никакому сомнению. Только наш, похоже, совсем ещё малыш, хоть мы и считали его уже вполне взрослой особью.

А тут реальный танк. Или слон. Хотя я ни разу не видел слона в живую, но, думаю, что габариты такие же.

— Знакомься, это Володенька. — дед шагнул вперёд, подошел к твари вплотную, и перехватив поудобнее свой палко-посох, потыкал зверя куда-то в район ушной раковины.

— Володенька? — переспросил я, решив что ослышался.

— Ну да. Пока маленький был, я его Вовкой звал, когда подрос, Володей, ну а сейчас, почти в самом расцвете, Володенька значит.

— Вла-ди-мир? Владеющий миром?

Старик усмехнулся.

— Да какой там. Для такого титула добрый он очень. Безобидный. А Володенька потому что в детстве подвывал смешно так, — во-ва, во-ва. Вот я его и прозвал Во-ва. Володенька.

Слушая старика, я не мог понять, серьёзно он говорит, или издевается. Но, судя по реакции твари, имя было ей знакомо.

— Поближе подойди, не бойся. — предложил дед.

Я приблизился, и мне показалось что чудовище как-то напряглось.

Не спуская с меня глаз, зверь фыркнул, и прижав уши, попятился.

— Он очень чувствительный, ему не нравится как ты пахнешь.

— Пахну? — я автоматически принюхался, но если здесь и воняло, то только самим чудовищем.

— Не в этом смысле. — улыбнулся старик. — Володя чует ментальные запахи, запах эмоций и мыслей.

— А я чем его напугал тогда?

— Не напугал. Насторожил. — поправил дед, не прекращая чесать зверя палкой.

— Но он же меня не сожрёт?

— Хотел бы, сожрал сразу. А коли не тронул, значит поживешь ещё... — не «отпускал» улыбку дедуля, а мне, после такого заявления, опять стало не по себе.

Я вообще, последние дней несколько, чувствовал себя не в своей тарелке, а сейчас, особенно после появления Володеньки, совсем потерялся. Понимая что всё делаю правильно, я не мог избавиться от мысли что мой мозг подвергается чужому воздействию, но понять наверняка, — так это или не так, не выходило.

— Да не напрягайся ты. Признал он тебя. Теперь не тронет.

Наверное, его слова должны было успокоить, но получилось с точностью до наоборот. Выходило что меня только что сводили на «смотрины», и если бы что-то пошло не по плану, прямо здесь бы и съели. И как бы я не радовался сейчас, осадочек всё равно остался.

Тем временем тварь широко зевнула, в очередной раз заставляя меня непроизвольно поежиться, и лениво развернувшись, пропала.

Я даже мигнуть не успел. Моментально.

— Пошли в дом. Разговор длинный у нас с тобой намечается. — старик отвлёк меня от созерцания пустоты, и тяжело опираясь на свою палку, двинулся сам.

Я побрёл следом, на ходу пытаясь сообразить как себя вести, но слишком быстро появившаяся избушка не дала прийти хоть к какому-то варианту.

С трудом преодолев две ступени, хозяин открыл дверь, и зашел внутрь. Я за ним.

— Закуришь?

Машинально кивнув, я уселся на предложенный табурет.

Старик достал кисет, расстелил газету, и сыпанув приличных размеров горку, спрятал кисет обратно.

Глядя на его приготовления, я молчал, ожидая когда хозяин сам начнёт разговор.

— У тебя, наверное, ещё куча вопросов появилась? — наконец произнёс он.

— Наверное. — согласился я.

Старик усмехнулся.

— Так задавай. Чего ждешь?

Знал бы, заранее конспект написал, спросить хотелось о многом, но я вдруг осознал что не знаю как зовут деда, да и сам, растерявшись, не представился.

— Меня Василием звать. — приподнявшись, протянул я руку. Старик сощурился, и тоже привстал, отвечая на рукопожатие.

— Николай. — коротко представился он.

Ладонь его была узкой, но цепкой, и несмотря на старость, в руках чувствовалась сила.

Сев на место, я собрался с мыслями, и обведя руками вокруг себя, спросил, обобщая:

— А что вообще происходит?

Дед глянул исподлобья, поёрзал, оторвал кусок газетки, разделил кучку табака надвое, и сдвинул одну на мою сторону стола.

— Началось всё очень давно. — заговорил он, и вновь замолчал, продолжая заниматься табаком. Причем делал он всё нарочито медленно, то ли наслаждаюсь процессом, то ли просто тянул время.

Я молчал, ожидая продолжения.

— Первым появился город, да-да, тот самый — словно отвечая на невысказанный вопрос, покивал он.

— Это был большой мегаполис страны победившего социализма. Огромный, когда-то он вмещал в себя больше десяти миллионов человек, и даже на момент катастрофы, народа в нём оставалось ещё прилично.

Ловко скрутив самокрутку, он «обмуслякал» её, и похлопал себя по карманам в поисках зажигалки.

Достал, неторопливо пощёлкал кремешком, добился появления огонька, прикурил, и с наслаждением затянулся.

Я молча ждал.

— Наткнулись на него мы случайно. Мать тогда уже умерла, — подхватила заразу какую-то, а мы с батей пытались поближе к морю пробиться.

— Двигались, можно сказать, наугад. Не знаю как отец ориентировался, — по звездам, или ещё как, я-то маленький был, не помню. Но в итоге, получилось что шли мы куда-то не туда, и вышли прямехонько к городу.

А там тогда уже агония была. Лишившись руля партии, коммунизм приказал долго жить, система рухнула, и люди оказались предоставлены самим себе.

Появлялись отдельные общины. Где-то по территориальному признаку делились, где-то национальные идеи сыграли, но в конце концов, город превратился в кучу небольших анклавов со своей властью, своими законами и порядками.

Прибившись к одному из таких образований, в северной части, сейчас уже необитаемой, следующие пятнадцать лет мы считали его своим домом. Отец снова женился, я, когда подрос, тоже. Люди работали, добывали пропитание и растили детей.

Так продолжалось до тех пор, пока у одной из таких общин, не случился конфликт с соседями. Что они не поделили, я не знал, и не знаю до сих пор, но всё это переросло в самую настоящую войну, за пару лет уполовинившую городскую популяцию.

На этом месте старик докурил, и вновь потянулся за кисетом.

— Курите. — сдвинул я свою, так и не скрученную в сигарету долю.

— Как знаешь. — кивнул тот, забрал заготовку, и продолжил рассказ.

— Тогда ещё никто не понимал что к чему, гадали всякое, но самая «удачная» версия была про секретное американское оружие, применив которое, они забросили в прошлое целый мегаполис.

Ну а как иначе? Всё что не могли объяснить, списывали на происки врагов. Это потом уже, когда все окончательно рассорились и передрались, повсеместно стали появляться поселения помельче, городки небольшие, посёлочки.

Тогда-то и стало понятно что миров множество, и тот в котором все мы оказались, не имеет к прошлому никакого отношения.

— А миры эти, какие они? — вставил я.

— Разные. Есть крайности с процветающим коммунизмом, в котором советский союз подчинил пол мира, и ещё на треть распространил своё влияние. А есть и другие, полностью противоположные, в которых коммунистов никогда не было, а власть над миром разделили Имперская Россия и Соединенные штаты.