Заново восстановили работу химической лаборатории, вновь запустили производство пороха и других необходимых как в военном деле, так и мирной жизни веществ.

По новой перекроили состав имеющих допуск к оружию, всех кто хоть как-то был причастен к заговору, перевели на сельхоз работы, так чтобы опаснее лопаты ничего им в руки не попадало.

Ещё у нас появилась тюрьма. Количество узников росло, держать их по сараям и погребам стало неудобно, и для них приспособили одно из пустующих зданий бывшей колхозной управы.

Семь шестиместных камер, комната для охраны, и небольшая подсобка. Места вполне хватало, заключенных поставили на довольствие и иногда выводили на прогулку.

Тюремщики были как постоянные, — то есть те кто работал там каждый день, так и сменные, назначенные на суточное дежурство. Сделали так для того чтобы по максимуму исключить возможность сговора, и я очень надеялся что это поможет.

Самолёт тоже находился под усиленной охраной, несколько человек в сторожке, и ещё сколько-то на территории охраняли его денно и нощно.

Вообще, если посмотреть на сегодняшнее устройство станицы, теперь она больше походила на военизированный лагерь. Почти пять сотен бойцов — включая «пассажиров», только и делали что тренировались, да несли караульную службу. Остальные тоже, — те кто мог держать оружие, но был занят на каких-то других работах, так же привлекались к тренировкам, только уже не постоянно, а в свободное от работы время. Численность «регулярной» армии регулировалась наличием оружия, количество которого тоже потихоньку росло. Мы научились делать простейшие гладкоствольные ружья, усовершенствовали различные взрывные устройства, — привычные взрывпакеты стали немного меньше и удобнее лежали в руке, а гранаты обзавелись чекой и автоматическим взрывателем, вместо изначально «наколхоженного» фитиля. Кроме того появились некоторые успехи в производстве ствольной артиллерии. Стреляли эти пушки пока только болванками и не совсем точно, но зато выглядели сурово, и очень грозно грохотали.

Поставили «под ружье» ещё десяток гражданских автомобилей, превратив их легкобронированные тачанки. Машины максимально задрали, воткнули колёса побольше, обварили железом, навесили массивные кенгурятники, и убрали всё ненужное.

С приходом весны возобновили работы на периметре. Поднимали оплывшие от воды насыпи, готовили дополнительные огневые точки и укрепляли уже существующие.

Так что, в военной сфере, зима, точнее финальная её часть, прошла для «оборонки» достаточно эффективно.

Не зря же говорится — хочешь мира, готовься к войне. Вот мы и готовились.

Глава 2

— Датчик проверь. — включив гарнитуру, попросил дядя Саша. Весь последний час он молчал и к чему-то прислушивался, но мне ничего не говорил, и о том что всё идёт как надо, я мог судить только по выражению его лица.

Ответив что с давлением порядок и не дождавшись продолжения диалога, — вместо этого он снова отключил гарнитуру, я достал из ящика бинокль. Хоть какое-то развлечение.

По началу я постоянно в него пялился, рассчитывая заметить что-нибудь интересное, но со временем поостыл, тем более что кроме зверья ничего на глаза не попадалось.

Вот и сейчас, пройдясь привычно по линии горизонта, не сразу понял что картинка несколько изменилась.

Вдали, почти на самом краешке, двигалось огромное пылевое облако. Низкое, длинное и сильно растянутое. Так-то оно конечно не виделось мне огромным, но учитывая расстояние и приближение оптики, маленьким наверняка не было.

Всматриваясь до боли в глазах, я почти ничего не мог разобрать. Какое стадо может так пылить? — Разве что слоны в брачный период?

Потормошив деда за рукав, я жестом показал ему на гарнитуру.

— Чего тебе? — щелкнув выключателем, по обыкновению желчно откликнулся тот.

— На, — протянул я ему бинокль, глянь.

Проследив за указанным направлением, дядя Саша подкрутил окуляры, и какое-то время вглядывался. Потом вернул бинокль, и молча развернул машину.

Я же снова поднёс бинокль к глазам.

При скорости сто сорок километров в час, расстояние до цели быстро сокращалось, и буквально через несколько минут я мог с уверенностью заявить что пылили люди. Люди вперемешку с лошадьми и ещё какими-то мелкими животными. Много больших телег, коротенькие двухколесные повозки, просто верховые и пешие. Их было невероятно много, вот просто фантастически.

Снова передав деду бинокль, я взялся за штурвал. Он долго смотрел, и наконец выдал вердикт.

— Скифы. Как пить дать скифы.

Соглашаясь с ним в принципе, я всё же не был столь категоричен. Люди, — да, однозначно, но определить скифы это, или сарматы, а может вообще печенеги, с такого расстояния попросту невозможно.

И чем ближе мы подлетали, тем больше я обалдевал. Облако стало огромным, а внизу, растянувшись под ним на добрых несколько километров, медленно ползли настоящие хозяева этих мест.

Бесконечное количество запряженных волами крытых телег с высокими бортами, много повозок без пологов, похожие на колесницы телеги с очень большими колесами, многочисленные отары овец и табуны лошадей, куча всадников и ещё больше пеших. С высоты всё это выглядело очень впечатляюще, а пыль, поднимающееся в самом начале «процессии», была настолько плотной, что закрывала солнце для всех кто двигался следом.

Попытавшись посчитать сколько же там народа, я сразу сбился. Сначала не мог сопоставить размеры «отряда» — мне показалось что идут они цепью или шеренгой, но по мере приближения я рассмотрел что ширина этой «шеренги», совсем немногим меньше её длины. Это было такое огромное человеческое стадо.

Поднявшись ещё на сотню метров, дядя Саша повёл самолёт вдоль всего этого безобразия. Я же не отрывался от бинокля.

— Их тут тысяч тридцать, если не больше. — так же всматриваясь вниз, предположил он, — никакие пулеметы не помогут.

Насчёт тридцати тысяч я ничего сказать не мог, посчитать такую орду навскидку достаточно сложно, но про пулеметы бы согласился. Напади они на станицу, у нас даже шансов не будет, — трупами завалят и по ним же пройдут. Если конечно не испугаются.

Тут пушки нужны, много пушек. Картечью, да так чтобы громко, с рёвом и пламенем. Тогда может и выйдет какой-то эффект.

А тем временем нас заметили, засуетились.

— Близко не подходи, шмальнуть могут. — на всякий случай предупредил я деда.

— Думаешь у них огнестрел есть? — нахмурился он.

Разглядывая аборигенов в бинокль, огнестрельного оружия я не видел, только это ничего не значило, я мог его просто не заметить, или имелось оно не у всех. Но даже если вооружен один из сотни, это уже было бы достаточно опасно. Да и таскать его могли не на себе, а перевозить в какой-нибудь повозке.

— Скорее всего. — не задумываясь, ответил я.

Дядя Саша ничего не сказал, но потянул на себя штурвал. Я же достал дежурную камеру, и пройдясь общим фоном, выставил максимальное увеличение.

Видно не очень, мешали расстояние и пыль, но для отчёта сойдёт, можно будет потом поразглядывать в спокойной обстановке.

И чем ближе мы приближались, тем беспокойнее становились туземцы. Ведь даже если они уже встречались с «попаданцами», самолет могли и не видеть. Я даже не представлял каково это, испытать такие эмоции. О чём они сейчас думают? Понимают что это не птица, а творение рук человеческих? Наверное так и рождаются легенды, "оживляя" новых богов.

И хотя поголовной паники я не видел — никто никуда не срывался и не убегал, но мы им явно не нравились, уж больно они засуетились.

Пройдясь прямо над ними, мы развернулись. Повода для переживаний не было, мимо станицы они уже прошли, и если вдруг не решат пойти обратно, так и уйдут дальше, курсом на северо-запад.

Пока я снимал, дядя Саша забрал у меня бинокль.

— Что-то они на азиатов не похожи... — задумчиво протянул он, то ли спрашивая, то констатируя.