Я посмотрел вниз, и отдав от себя штурвал, повёл самолёт на снижение.

— Все утонули?

— Ну как так-то? — продолжая сокрушаться, Василич не обращал на меня внимания, — На хрена они их тогда скидывали?

Снизившись до трёхсот метров, я развернулся, и по максимуму убавив газ — больше просто боялся, выровнялся на озеро.

Небольшое, примерно с футбольное поле, оно так сильно блестело на солнце, что нормально смотреть на него было невозможно, и приходилось отводить глаза.

— Ну всё! — почти взвыл Василич. — Последний утонул! Ну какого хрена? А? Вася?

Я не знал что ответить на его эмоциональное «Какого хрена?», смысл действий экипажа чужого самолёта от меня так же ускользал, поэтому просто отмалчивался.

Но когда пройдясь над озером на высоте пятиэтажного дома, я потянул на себя штурвал, — посчитав что с озером мы закончили, и можно догонять беглеца, Василич заорал с удвоенным задором.

— Погоди! Стой! Давай ещё на круг! Разворачивай!

— Что случилось-то? Обратно всплыли?

Но Василич ничего не объяснял, а только кричал — «разворачивай!»

Поднявшись почти до сотни, я развернулся, и ещё немного сбросив газ, буквально проскользил над водой, с которой в этот момент происходили странные метаморфозы.

Дело было в рыбе. Переворачиваясь кверху брюхом, она всплывала прямо на моих глазах, её было так много, что местами самой воды уже не было видно, и с каждой секундой её становилось всё больше.

Пазл тут же сложился.

Зачем напрягаться, патроны тратить, людей гробить — если можно просто оставить противника без воды и дождаться естественного исхода. — Так на мамонтов в каменном веке охотились, кинут копьё, и ходят за ним пока он кровью не истечёт.

А без воды в степи тяжко. Если компания небольшая, ещё можно найти какие-то источники: где-то лужи после дождя на солончаках, где-то родничок заброшенный, но что делать когда надо напоить тысячи человек?

А лошади? Им без воды вообще никак. Упадут они, придётся оставить телеги и топать пешком. Но пешком далеко-ли уйдешь? — Без припасов, без вещей, без оружия. Пусть женщины у скифов пойдут наравне с мужчинами, но дети? — куда их? На закорки? В повозках у скифов вся их жизнь; запасы пищи, посуда, одежда на все случаи жизни, и бросив их они однозначно обрекут себя на гибель. В общем, как ни крути, но вариантов тут не особо, а скорее всего их вообще просто нет.

— А если и нам такую гадость скинули? — встревожился Василич.

— В реку?

— Ну да, бросили где-нибудь повыше, и капут.

Отравить реку гораздо сложнее, вода там проточная, и в любом случае всё уйдёт вниз по течению, пусть не сразу, но не так как в озере. Только в нашем случае особой роли это не играло, то русло, на котором стояла станица, при переносе оказалось отрезано от основного, и, по сути, стало таким же озером. Где-то перетекало конечно, но, по сравнению с тем что было раньше, весьма незначительно.

Только я всё равно не видел смысла травить воду в станице. Ладно здесь им нужно было лишить скифов водопоя, но делать то же самое у нас мне казалось совершенно бессмысленным. Рыба мгновенно всплывет, и пить из реки, естественно, не станет ни один здравомыслящий человек. Это у скифов нет скважин, а до ближайшего водоёма надо ещё дойти, но у нас-то ситуация абсолютно другая. За этот год по всему посёлку нарыли колодцев, и чтобы полностью лишить нас источника воды, нужно очень постараться.

Но в любом случае, в том что они травят близлежащие водоемы, ничего хорошего нет.

Я не эколог и не биолог, поэтому судить могу лишь с точки зрения обывателя. — Кончится рыба, уйдёт дичь, не прилетят птицы. А ведь это основной наш рацион. Людей у нас много, сейчас это порядка двух с половиной тысяч человек, и каждый день охотники привозят до полутора тонн различного мяса, а это, — даже при всём богатстве здешней фауны, цифра не маленькая. Не станет здесь дичи, придётся за ней куда-то ездить, ладно летом, ещё как-то, а что делать зимой?

В общем уроды, — Грету Тунберг бы на них.

— Вон он, впереди, чуть правее. — не дождавшись от меня ответа, сообщил Василич, первым заметив красный самолёт.

— Вижу. — найдя его взглядом, я скорректировал курс, и продолжил набор высоты.

— Может всё же сбить попробуем? — снова предложил он, разглядывая «отравителя» в бинокль.

— У него пулемёт, не забывай. — как бы не хотелось наказать засранцев, но я для себя уже всё решил, — рисковать самолётом не буду.

— Так и мы не с голыми руками...

Ну да, у нас целых два автомата, три карабина, и дробовик с прицелом. Отличный противовес пулемёту, причём не какому-нибудь, а предназначенному как раз для отражения воздушных атак.

Вероятность что нас не заметят, пока будем подбираться, конечно была, и, наверное, я бы даже смог это сделать. Но вот что будет потом, после того как мы начнем стрелять? — Получится ли сразу вывести из строя что-нибудь важное? Если воткнули пулемёт, то наверняка и защитой озаботились. — Как минимум мотор и кабина прикрыты.

— Нет, Василич, риск слишком большой. — ещё раз прикинув все возможности, окончательно отказался я, и больше мы эту тему не поднимали. Он разглядывал чужака в бинокль, а я думал как могут быть связаны между собой аборигены с луками, и травящие воду самолёты.

Глава 12

Избавившись от груза, чужак чуть прибавил в скорости и поднялся примерно до тысячи метров. Мне же, чтобы держать дистанцию, пришлось забраться ещё выше, и несмотря на работающую печку, в кабине сразу ощутимо похолодало.

Оставив станицу по левому борту, двигались мы чётко на север, и от озера пролетели уже порядка пятидесяти километров.

— Никак не могу понять кого же он мне напоминает... — Всё это время Василич пялился то в бинокль, то в карту, а сейчас замёрз, и отложив всё в сторону, поплотнее застёгивал куртку.

— Кто, он?

— Да самолёт этот...

— Не знаю... — пожал я плечами, — Ты лучше вперед погляди.

Там куда мы летели, небо так сильно отливало чернотой, что можно было подумать что сейчас не семь утра, а половина одиннадцатого ночи, и уже хорошенько стемнело.

— Дождь возвращается... — хмуро отметил Василич.

— Или уходит, а мы его догоняем.

— Чёрт его знает. Может и так...

Соваться в дождевой фронт — то ещё удовольствие. Краем пройти можно, — так чтобы вскользь, а лезть в самую гущу — уже боязно.

Конечно в облаках летают: в слепую, по приборам — и наверное для настоящего лётчика это не особо сложно, но я в такой ситуации чувствовал себя крайне неуверенно, и не будь необходимости, никогда бы туда не полез.

Вот только сегодня не мой день. Надеясь проскочить по низу, красный самолёт смело правил прямо в самую черноту, и мне, если я не хочу потерять его, придётся снижаться, и повторять его манёвр.

Вариант пройти поверху, надеясь что он не сменит курс, отпадал. Будь тучек не так много, я бы конечно попробовал, но сейчас чернота уходила куда-то за третий ярус, и чтобы перелететь её, мне просто не хватит потолка высоты.

О пролёте насквозь я даже и не думал — удержать самолёт, не видя землю, задача для меня архисложная, поэтому только снижаться, и пробовать пройти на минимальной высоте.

— Ты что, прямо в тучи полетишь? — зябко ёжась, Василич оторвался от бинокля, и подстёгивая мою неуверенность, хмуро добавил, — там, наверное, и молнии сверкают...

— Нет конечно. Пока по низу пойдем, а там поглядим. — ответил я, убрал газ, и забирая немного правее, начал снижение.

— А если всё-таки молнию поймаем? — не отставал Василич.

Разряд в несколько миллионов вольт вряд ли окажется полезен нашему старичку, но пугать Василича я не стал, и упомянув про встроенный в хвосте громоотвод, посоветовал покрепче держаться, — по мере приближения к грозовому фронту самолёт начинало легонечко побалтывать.

Сначала как бы невзначай покачало из стороны в сторону, слегка затрясло, потом подкинуло хвост, и чтобы не «нырнуть», пришлось основательно напрячься.