— Не ожидал, что о таких вещах будешь говорить ты, Конрад, — Бэбкок провёл рукой по затылку.
— Я тоже не ожидал. Но я устал бегать… И я ведь больше не один. У меня есть семья. Вы все моя семья. Так что пора добыть землю. Чтобы у каждого было что-то своё. Сколько можно бродяжничать?
— И кто же нам её даст в Олдиаре? — удивился поэт.
— Просто так её никто не даст. Придется заслужить.
— Я тебя внимательно слушаю, — вздохнул Иорик.
— На днях я слышал от вернувшихся оттуда аливитянок, что Херуфе атакует там местных. Вот мы с тобой с ним разберемся, а взамен попросим земли со всем прочим хозяйством.
— Кто такой Херуфе?
— Иорик, я думал, что ты любишь читать.
— Я читаю романы, а не бестиарии.
— И зря! Херуфе — это плотоядный монстр, целиком состоящий из лавы. Когда он появляется, то земля под его ногами дрожит. И он пожирает девственниц. Вот такие дела.
Бэбкок поперхнулся собственной слюной и закашлялся.
— Как ты, черт возьми, собрался с ним справиться без магии? Ты же ещё недостаточно силен!
— Есть у меня одна идея. Но я пока не уверен, сработает ли она.
— И как понять сработает или нет?
— Вот когда столкнемся с монстром, тогда и узнаем: оказался я прав или нет.
— Честно говоря, план звучит паршиво!
— У меня все планы так звучат, но я ещё ни одного задания не провалил, если не считать Узгулуна.
— Даже если каким-то чудом мы его одолеем, во что я совсем не верю, то с какой стати нас наделят богатыми землями?
— Потому что у местной маркграфини есть дочь. И аливитянки мне сказали, что жители враждебно настроены против неё. Ибо многие из их детей уже погибли из-за Херуфе. А вот маркграфиня ничего не может исправить. Поэтому люди намереваются из злости устроить бунт и скормить монстру и её дочь.
— Почему маркграфине со своей семьёй просто не убраться оттуда подальше и все?
— Потому что там её дом. Там веками жили её предки и правили. Не все способны расстаться со своей страной. Не все сбегают, Иорик. Кто-то остаётся, чтобы бороться за то, что любит.
Глава 18
Два друга мчались на конях изабелловой масти быстрым аллюром, находясь в пути уже одиннадцать дней подряд. После долгого пребывания в Саркене у всадников с непривычки тянуло мышцы на ногах. Липкий пот коркой покрывал их одежды. Лица стали бронзовыми от южного знойного солнца.
Они преодолели с десяток городов и двадцать деревень, принадлежащих аливитянкам. Женщины, попадающиеся на дороге, бросали им вслед внимательные и строгие взгляды. При иных обстоятельствах чужеземцев бы давно сбили со скакунов и подвергли допросу. Никто бы не подпустил их к колодцам для пополнения запасов воды и не дал и куска хлеба за любую плату. Но у Конрада был при себе браслет Фриды с гравировкой. Воительницы уважали её, как правую руку Ханны. И они понимали, что дать она украшение могла всадникам добровольно, или, что маловероятно, его могли забрать в битве, одолев хозяйку. Так или иначе, жительницы Саркена уважали силу. Так что если браслет и был бы захвачен в сражении, то это бы только расположило их к путникам. Однако те все равно не с большим удовольствием впускали Конрада и Иорика в селения.
Ноздри у жеребцов широко раздувались, когда животные поглощали своими мощными лёгкими воздух на бегу. Мужчины не задерживались, чтобы искупаться в реке. Поэтому часто чесались. Грязь пробиралась им под ногти.
Бескрайние зелёные степи, покрытые жёлтыми и белыми цветами, простирались перед узревшими ураган. Насыщенное небо цвета спелой ирги давило на них своей необъятностью.
Временами наëмникам попадались пожилые аливитянки-жрицы в бледно-зеленых туниках и в ожерельях из костей. Они приносили жертвоприношения на холмах среди гигантских серых валунов. Дабы общаться с духами павших предков и перенимать у тех мудрые советы. Это зрелище, проводимое при сверкающих сиреневых молниях, под сильные голоса ритуальных песнопений, невольно заставляло у друзей подниматься волосы дыбом. Воины ощущали себя здесь незваными странниками. Они испытывали скрытую тревогу, боясь нарушить своим присутствием их жизнь.
*Тем временем в поселении, где пребывала Фрида*
Фрида, проснувшись, прочла записку, оставленную Конрадом, и помчалась искать Иорика с Бригидой. Но обнаружила только девчушку. Узнав у неё, что та сама не в курсе происходящего, она спустилась со ступенек хижины, и взгляд её застыл в пространстве. Воительница сомкнула руки в кулаки. Изо рта вырвался вопль. Аливитянку всю трясло от злости.
— Фрида, что он оставил в своём послании? — приблизилась к ней не менее шокированная новостью ученица.
Женщина, ничего не ответив, протянула холст с чернилами и опустилась на землю, склонив голову на колени.
"Дорогая, мы с Иориком уехали по одному важному делу. Вернемся не так скоро. Возможно, через месяц. Не волнуйся," — пробежала глазами Бригида.
Фрида соскочила с земли и ринулась к дому ведьмы. Но застала ту на улице неподалёку. Ещё издалека аливитянка начала кричать:
— Эти проклятые тупоголовые ослы уехали! Я сама убью его, если встречу! Сама!
Но Амелия, словно её не замечая, скрылась в хижине. Воительница ворвалась внутрь.
— Ты слышала меня? Конрад с Иориком уехали! На месяц! — продолжала она находиться в безумном возбуждённом состоянии.
Но, поняв, что с Амелией что-то не так, замерла на месте.
— Ты что, плачешь? Что? Что ещё случилось?
Чародейка обернулась с бледным лицом и с кругами под глазами. На щеках её мерцали влажные следы.
— Ну, ответь же хоть что-то! Прошу тебя! Что происходит? — Фрида всплеснула руками. — Где ты была, черт побери!
— Я… — Амелия глотнула вина из фляжки на поясе. — Сегодня ночью мне приснился сон. Тара… Она мертва. Моя подруга мертва… — волшебница пристроились на кресло, обтянутое тигровой шкурой, и разразилась истерическим смехом.
— Что? Сон? С чего ты это взяла? — уже ничего не понимая, замотала головой Фрида.
— Это не просто сон! В них я, бывает, вижу правду. Ты, как провидица, способна иногда разглядеть обрывки будущего. А мне приходят в сновидениях откровения. Она пела строки из их любимой с сестрой песни, — Амелия закрыла глаза и хриплым усталым голосом тихо пропела: — Я не вернусь уж боле к водам, где мы рыбачили с тобой. И не увижу взор под сводом нашей матери родной. Не смоешь кровь, она везде. Прошу тебя, беги скорей. Ты не ищи меня уже нигде… Ты не ищи меня уже нигде! — чародейка приподняла веки. — Тара прощалась со мной. Её душа покинула все места.
Фрида молча опустилась на её кровать и принялась кусать ногти.
— Больше она не будет оглушать таверны своими шутками… Она помогла мне сбежать от своих проклятых родителей. Мне было очень тяжело, — Амелия вздохнула, вытерев нос, — а Тара меня спасла. Когда мне хотелось провалиться сквозь землю от всех подальше, она всегда говорила мне, что всë наладится. И улыбалась… Так уверенно улыбалась, что мне тоже хотелось улыбаться. Она привела меня в школу магов и поддерживала во всëм. Тара верила в меня, даже когда я сама уже переставала в себя верить. А если я хотела все бросить и просто сбежать, то она единственная могла ругать меня так, что на неё невозможно было обижаться. На последних этапах обучения я уже считалась самой сильной ведьмой. Никто не хотел выходить против меня на соревнованиях, кроме неё. Тара никогда не боялась. Выходила на поле для учебного сражения со смехом. И радовалась даже тогда, когда я ее побеждала. И очень скоро она догнала в мастерстве и в знаниях меня. А во многом даже сильно перегнала. Она добродушно хвасталась, подавая мне руку, когда с помощью заклинаний одолевала меня. Мы с ней договорились никогда не поддаваться друг другу, чтобы учиться друг у друга и благодаря этому становиться сильнее. Сегодня, прощаясь со мной во сне, Тара мне подмигнула, стараясь подбодрить. Черт! Она никогда не любила, когда кто-то грустит, — волшебница снова разразилась слезами.