Глава 28. Маньячина с длинной шеей
После шторма даже грести не пришлось — хотя не сказать, чтобы ветер сильно попутный был. Зато его силы хватало для того, чтобы разогнать наш тримаран до совершенно фантастических скоростей. На волнах мы, конечно, не подпрыгивали, как гоночные катера на Земле — но вот скорость километров сорок в час держали уверенно. Ну а раз не надо грести, оставалось только смотреть с кормы на удаляющийся остров.
Серые волны, полные пенных следов, вздымались за кормой. И в тот момент, когда сама корма оказывалась на гребне волны, ещё можно было увидеть тёмную полоску берега. И именно в этот момент я заметил её. Это была здоровая голова, напоминавшая дельфинью морду — вот только она не переходила в милое туловище со стоячим плавником, а уходила в море длинной шеей. И эта голова с большим интересом наблюдала за перемещением нашего корабля.
Выражение морды было вполне миролюбивым, и я даже напрягаться не стал. Ну высунула какая-то водная тварь свою башку по случаю влажности — так и пусть ей хорошо будет. На всякий случай я уточнил у Медоеда и матросов, не встречалось ли им нечто подобное, но ни земляне, ни вышронцы, ни скитисы таких зверушек за всё время мореплавания не видели.
Подгоняемые попутным ветром, мы продолжали стремительно удаляться от острова Медоеда, уходя в открытое море. А я всё сидел и думал о нашей последней остановке. Точнее, о том, что с ней было связано — о жадности и глупости. Удивительное дело, казалось бы… Ну вот есть у тебя кабак и целых двадцать девять рыл с криминальными наклонностями. Решил ты кинуть посетителя — получилось. Получил свои капиталистические 300 % прибыли. Не получилось — плюнул и ждёшь следующего лоха, который, как известно, не мамонт и не вымрет.
Но нет, кабатчик обиделся из-за кувшина дрянного напитка, который, скорее всего, обходится ему в сущие копейки! Что, вы скажете, дело принципа? Так ладно бы лох — который не мамонт — ушёл по чистой случайности или просто по недосмотру подчинённых. Вот тут, конечно, о принципах стоило бы поговорить. Но ведь ушёл человек, который вскрыл твою схему и обыграл тебя. Зачем в таком случае мелочиться и требовать оплаты вина?
Мог ли кабатчик не знать об этой схеме? Мог! Этого я и боялся, прежде чем дядька соловьём заливаться не начал обо всех своих делишках — тет-а-тет, понятное дело. Был он в схеме, а вино потребовал оплатить из банальной жадности и от жгучей обиды. Он ведь был уверен, что если мне придётся возрождаться, то очень далеко — и под страхом смерти я им много заплачу. А тут — такой облом…
Ну ладно, пошёл ты, значит, мстить мстю… Зачем обращаться к тому, кто всю схему покрывает? То есть, зачем идти жаловаться начальнику порта и требовать у него сопровождение из стражников (да-да, их командир был в курсе схемы и тоже высокохудожественно пел)? Чтобы что?.. И ещё интереснее, зачем на это безобразие соглашаться начальнику порта? Что это? Что за чушь в головах у людей? Я был почти уверен, что допроси я тогда ещё и начальника порта, и тот запросто сдал кого-нибудь из приближённых Савра как организатора. А, может, и самого Савра бы сдал — кто их там знает…
В общем, жадность и глупость — вот корень провала большей части гениальных криминальных схем. А схема в посёлке Русском была неплоха, что уж там — хоть и весьма банальна. Однако позорище, которому подверглись стража, кабатчик, его вышибалы и урки, видел весь порт. В итоге, у них потеря прибыли, здоровья и уважения местных…
Мысли, стоп!.. За нами плыла голова! Та самая странная голова с дружелюбным выражением на морде всё ещё продолжала нас преследовать. Стоило голове заметить, что я на неё смотрю (а надо было обладать очень зорким глазом, чтобы заметить моё внимание на таком расстоянии!), как она неспешно погрузилась в волны и пропала из виду.
Я с подозрением оглядел море за кормой, а потом отвернулся — и какое-то время смотрел исключительно по ходу движения судна. Затем я резко развернулся и уставился за корму, бегая взглядом по волнам. Головы я не увидел, но готов поклясться, что услышал всплеск и заметил брызги в том месте, где она ушла под воду…
Когда я поделился наблюдениями с Медоедом и своими партнёрами, те не придали им особого значения. Руководствовались они примерно теми же соображениями, что и я поначалу — ну привлекли мы любопытную зверушку. Так что, её теперь догонять и убивать?
Ночь прошла спокойно, несмотря на все мои опасения. Тримаран продолжал своё движение на юг, в сторону Валов. Их хоть и не было видно, но скорость у нас была хорошая, так что путь не занял бы много времени. Шторм постепенно начал утихать, и мы взялись за вёсла. Теперь всё сложнее было поддерживать хорошую скорость с учётом юго-западного ветра.
— Если промахнёмся мимо нужного места и начнётся западный ветер, придётся либо галсами идти… — угрюмо заметил Медоед. — …Либо на вёслах выгребать.
В перерыве между греблей я снова заметил знакомую башку плывущей за нами твари. Что ей было нужно? Может, и вправду любопытствует? Мы гребли изо всех сил весь день, но к вечеру скорость тримарана значительно упала. А ночью так вообще плелись медленно-медленно…
День пятьсот девяносто девятый!
Вы продержались 598 дней!
Проснись и радуйся! Вы атакованы c’ш’ч’к’вач дологнисский!
Дерево обшивки корабля застонало и затрещало, когда что-то огромное вцепилось в наш корабль… На одних рефлексах я схватился не за ружьё, а за молот — и выскочил на палубу без доспеха. Ещё не проснувшись окончательно, я смотрел, как на борт нашего тримарана карабкается тварь, напоминающая ихтиозавров или пресловутую Несси с Земли. Вот только и сама тварь явно была крупнее, и её башка, похожая на морду большого дельфина, куда больше — и цеплялась она не ластами, а когтистыми лапами с перепонками между ними.
Глаза её светились красноватым цветом, а никакую вторую пасть она и не пыталась открывать — пасть у неё была всего одна, зато отлично приспособленная для поедания мяса. Видимо, даже среди дологнисских тварей встречались чистые хищники — без вегетарианских замашек. Впрочем, я мог бы и сам догадаться. В конце концов, если тварь не опознали вышронцы, скитисы и земляне, а на слизняка она не похожа, то что ещё остаётся?
Как сражаться с этой тушей, если честно, я не представлял. Система показывала трёхсотый уровень — а значит, просто запредельные показатели.
Я видел этих унылых придурков. Сожри их, зверюга! Они достали уже выскакивать в подборках!
Вот вы попали, ребятки! Вас либо съедят, либо потопят!
Что-то мне подсказывает, что им конец!
Лохи какие-то… Видели же её, так чего сразу не попытались свалить?
Этот зверь — мой герой! Давай, малыш, сделай всё красиво!
Невовремя выброшенные комментарии подсказывали, что дело наше очень плохо… Раньше система по ходу боя никогда не кидала их нам. Мотнув на ходу головой и избавившись от надписей, я подскочил к ближайшей лапе — и что есть силы залепил молотом по суставу на пальце.
Вы нанесли c’ш’ч’к’вач дологнисскому 6720 урона
Коэффициент урона — 0,2
Жизнь c’ш’ч’к’вач дологнисский 618280/625000
Грозный моська ударил c’ш’ч’к’вач по пальчику!
Всё было плохо — вот что я мог на это сказать… И хотя тварь пронзительно заверещала, попытавшись цапнуть меня зубастой пастью так, что я еле успел увернуться, но урон и его коэффициент говорили о том, что ковырять её можно очень долго. Я извернулся и снова врезал всё по тому же суставу на пальце.
Вы нанесли c’ш’ч’к’вач дологнисскому 13372 урона
Коэффициент урона — 0,4
Жизнь c’ш’ч’к’вач дологнисский 604908/625000
Пальчик болит. Грозный моська добился своего?