— Беглый огонь! — крикнул Борборыч. — Стоим в обороне!

Огонь у нас и так был беглый, так что лишний раз мог бы и не напоминать… Мы сжались в плотное кольцо, стреляя во все стороны, а враги так и продолжали прибегать, пуча глаза и деря горло. «А-а-а-а-а!» — они как будто взбесились и орали не переставая. У меня даже мелькнула мысль, а не приложили ли жрецы к этому безобразию руку… Что происходит вокруг, я решительно не представлял. Зато слышал раскаты пушечных залпов — тяжёлые от больших пушек и отрывистые от маленьких. Значит, где-то там ещё держатся наши.

Первые два наши ряда, стоявшие на коленях, уже местами вошли в соприкосновение с противником — и то тут, то там слышался лязг оружия, крики и стоны. А я всё стрелял и стрелял, думая о том, что мы в очередной раз лоханулись. И что надо будет попросить кого-нибудь рассудительного, чтобы он, услышав от Борборыча или от меня радостные заявления, как мы сейчас возьмём город без потерь и выиграем сражение, сразу же кричал: «Самоуверенные придурки обнаружены!». И, в самом деле, нельзя же так противника недооценивать!

И тут враги как-то сами собой закончились… Вот они выбегают из клубов дыма и орут, а вот — остались только клубы дыма.

— Рыжие, раз вы ещё тут, а ну подставили плечи батьке-атаману! — крикнул Борборыч.

Встав им на плечи, он сразу оказался в менее плотных слоях задымления и сумел оглядеться.

— Всё, молодцы артиллеристы — их к орденам и наградам!.. — буркнул он, спускаясь. — Нас, командиров, разжаловать в рядовых!

— Ура! Анархия! — радостно вскрикнул откуда-то Панк.

— Цыц! — беззлобно ответил Борборыч. — Наши пушкари снесли треть моста прямо перед первым «Щитом веры».

Когда сквозь дым стало возможным разглядеть хоть что-то (о, где ты, где, бездымный порох?!), я тоже смог оценить открывшуюся картину. Вышронцы толпились на мосту, пытаясь восстановить покрытие. А остатки матросов и тех, кто прятался на кораблях, старались им помочь. В то время как наши артиллеристы активно засаживали снаряд за снарядом в ладьи, вытащенные на берег…

— Отходим к нашим! — приказал Борборыч. — Так просто нас в покое не оставят.

Однако в покое нас оставили. И одной из причин того, что вышронцы не пошли в атаку, стало уничтожение их флота. Тридцать восемь ладей лежали на берегу, уставившись в небо дырявыми бортами и поломанными мачтами. Вот только цена за это была непомерно высокой — от нашего первичного боезапаса осталась едва ли четверть. Пороха с пулями, по нашим прикидкам, было ещё лишь на сотню выстрелов из каждого ружья.

А ведь выходили, нагруженные как маленькие мулы… Одних только пуль на каждого было четыреста штук. Это сколько же мы металла-то по лесам оставили? Страшно представить! Мы посмотрели, как вышронцы отходят в город, после чего развернулись — и тоже отправились восвояси. Причём, не останавливались до самого вечера.

День четыреста семьдесят четвёртый!

Вы продержались 473 дня!

Рано поутру мы продолжили путь, поставив своей целью достигнуть лагеря с рабами в кратчайшие сроки. Возвращались мы по своим следам, так что не было ничего удивительного в том, что тот, кто хотел нас найти — нашёл.

— Подождите! — крикнул какой-то парень в травяной юбке и с деревянным копьём. — Стойте! Я хотел вас предупредить!

— Что случилось? О чём предупредить? — спросил я, остановившись рядом.

— Я сейчас с севера! Мы туда с ребятами сунулись, как вы нас освободили… В общем, там с севера войско прёт, большое! Идут прямо сюда!

— Ясно, спасибо тебе! — поблагодарил я. — Ты, кстати, с нами не хочешь?

— Хочу, вот только… — парень замялся. — Ребята, с которыми я ушёл… Мне бы их найти!..

— Не хочу тебя расстраивать, но в одиночку вы до нас не доберётесь, — заметил я. — С нами у тебя хоть шанс есть.

— Спасибо, но я попробую своих уговорить и прийти с ними, — решительно отказался парень.

— Ну тогда удачи тебе! — кивнул я. — И ещё раз спасибо!

Новости я Борборычу пересказал на ходу. Тот предложил обсудить всё, как будем на месте. И мы продолжили свой забег…

К полудню мы достигли оврага, ранее служившего рабским лагерем, а ещё через час — места, где оставили Кадета с бывшими невольниками. В общем, добрались быстро — видимо, сказалась трата боезапаса и уменьшение веса поклажи. Рабы и ударники встретили нас с большим удивлением.

— Я думал, вы ещё пару дней повеселитесь!.. — заметил Кадет.

— К чёрту такое веселье! — ответил Борборыч. — Сколько у тебя тут людей?

— Ещё восемь сотен. И сегодня вылечу не больше ста, — ответил он.

— Короче, надо как можно скорее покинуть эти скорбные места! — вставил я. — Иначе скорбеть мы будем ещё и о потерянном дорогом снаряжении. Ставь на ноги всех, кто ходить не может и завтра не сможет! Кто свалится — понесём. А я пока пойду — выступлю перед бывшими рабами с зажигательной речью!

— Смотри, чтоб они тебя за твою речь сами сжечь не захотели… — усмехнулся Борборыч.

Вышли мы почти сразу после того, как утихло возмущение больных, и Кадет поставил на ноги кого смог. Кого не смог — погрузили на самодельные носилки. Мы рассчитывали, что вышронцы не станут нас долго преследовать и вскоре отправятся восвояси.

Глава 11. Очень злые, очень болезные

Зря рассчитывали, между прочим. Признаки погони мы обнаружили почти сразу. Хоть мы и драпали как не в себе, но уже утром увидели вдали дымы костров. И судя по количеству этих самых костров, преследовало нас не меньше тысячи врагов. И преследовали быстро — не отставали. Что-то с этими вышронцами облом на обломе едет и обломом погоняет!.. Планы ломают, ведут себя непредсказуемо, и даже эпидемия их не останавливает — нервные, видно.

Мы честно попытались оторваться и бежали весь день, подгоняя бывших рабов. Наверно, если со стороны посмотреть, картина была эпичная. Шесть сотен рыл с ружьями и при броне — а с ними ещё под восемь сотен оборванцев, прикрывшихся какими-то тряпочками, листиками и прочим мусором — гордо рассекают по тропическим зарослям, сверкая кто металлом, а кто ягодицами. Увидел бы такое на земле — решил бы, что бредить наяву начал.

Одно было категорически плохо в этом забеге — слишком мало еды и воды. Охотиться было решительно негде и некогда, потому что нормальная добыча на такую толпу сама не выйдет. В общем, уже во время бегства я понял, что вся наша вылазка была крайне непродуманной — мы не заморачивались последствиями своих действий, не беспокоились о результатах… С точки зрения системы, наверно, мы повели себя, как нормальные люди и игроки — но я-то был о себе лучшего мнения!..

День прошёл в бешеной гонке по бездорожью, а утром мы снова обнаружили костры преследователей.

— И чего они к нам прицепились? — удивился Борборыч. — Мы же не смеялись над их хвостами, верно?..

— Вроде нет, — согласился я и, повернувшись, окрикнул нашего охотника. — Тариг, как ты думаешь, далеко до них?

— За час добраться можно, — ответил тот. — Край — два…

— Всё, выступаем без завтрака! — распорядился я.

И снова гонка по бездорожью с неизвестными преследователями… И тут мне, наконец, в голову пришла здравая мысль: а почему нам это неизвестно? И почему мы ещё не устроили засаду? Я догнал Борборыча и задал ему этот важный и своевременный вопрос.

— Предлагаешь беженцев и солдат отпустить вперёд, а самим снова поизображать из себя спартанцев? — с сомнением спросил он.

— Ну надо хотя бы посмотреть, кто нас преследует-то? — возмутился я. — Вдруг там армия одноногих калек, на которых даже порох тратить не придётся?

— Забьют насмерть протезами… — буркнул Толстый, бежавший рядом и слушавший весь разговор.

— Или ещё чего похуже сделают!.. — не раскрывая подробности, согласился «тоже случайно» оказавшийся рядом Вислый. Видимо, просто жути нагонял.

— Нет, ну всё-таки? — не унимался я. — Мы драпаем почему? Потому что нам надо помочь уйти бывшим рабам, согласившимся к нам присоединиться. Мы отстанем… Посмотрим, кто нас преследует… И догоним!