— Ладно… Гена, Дэн, принимайте новое население! И начинайте поднимать Медное! — приказал я. — А сейчас покажите-ка мне Никитича, сволочь этакую… Хочу проверить, насколько он свихнулся.

— Товарищи, новая модель организационной деятельности, — Никитич сидел на земле и бормотал себе под нос этот странный монолог, напоминающий осмысленную речь. — …Способствует подготовке и реализации дальнейших направлений развития…

— Совсем сбрендил, придурок! — резюмировал я, глядя на того, кого надо было бы жестоко и показательно карать.

Лидер группировки, житель Мыса, надсмотрщик — он уже не напоминал ни одну из тех ипостасей, в которых я его видел: грязная борода с застрявшим в ней мусором, ввалившиеся щёки, синяки под глазами, пустой взгляд, потрескавшиеся губы… Увидь я кого-нибудь в таком состоянии — и не знай, что он натворил в своей жизни — и наверняка проникся бы жалостью. Но я до сих пор был на Никитича слишком зол…

— …Таким образом, реализация намеченных плановых заданий обеспечивает широкому кругу специалистов участие в формировании новых предложений. Повседневная практика показывает, что дальнейшее развитие различных форм деятельности…

— И давно он несёт такой бред? — спросил я Сиплого, который и привёл меня с несколькими ударниками к пленнику.

— Да почти постоянно. Если не спит и не ест, — ответил Сиплый. — А спит он мало — часика четыре. С едой легче — кормим его принудительно. Поэтому получается ещё часа четыре тишины…

— …Постоянный количественный рост и сфера нашей активности играет важную роль в формировании позиций, занимаемых участникам в отношении поставленных задач…

— Слушайте, а ведь я знаю, что он говорит, — заметил Дойч. — Он гоняет универсальный код речей для ленивых политиков. Натыкался я на эту шнягу в интернете…

— …Не следует однако забывать, что консультация с широким активом позволяет оценить значение существующих финансовых и административных условий…

— Я тоже видел такую, — кивнул Барэл и усмехнулся. — И даже некоторые обороты узнаю.

— Что за шняга? — удивился Сиплый.

— Да, объясните несведущим! — попросил я.

— Это такая таблица из четырёх столбцов и десяти строк, — пояснил мне Борборыч. — Она позволяет составить речь длительностью минут на сорок, в которой нет ничего полезного. Там что-то около десяти тысяч возможных комбинаций… Кажется, кто-то из писателей побаловался в своё время. Или просто народное творчество. Берёшь по куску фразы из каждого столбца и составляешь цельное предложение.

— …Идейные соображения высшего порядка, постоянное информационное обеспечение нашей деятельности представляет собой интересный эксперимент проверки направлений прогрессивного развития….

— Но он же должен иногда повторяться!.. — заметил я.

— Пацаны говорили — повторяется, — кивнул Сиплый. — Но вообще нести это может часами…

— Никитич, тварь ты скользкая! Слышишь меня?! — спросил, я потыкав того ногой.

Никитич замолчал, поднял на меня пустой, практически мёртвый взгляд и ответил:

— С другой стороны, начало повседневной работы по формированию позиции в значительной степени обуславливает создание системы массового участия!

«А я-то считал себя помешательством! — раздался у меня в голове Голос. — Она говорит, что это уже невозможно вылечить».

«Это что, последствия вмешательства в код?» — поинтересовался я у Голоса.

«Нет, это последствия страха, разочарований и злобы. Он начал записывать новую матрицу личности поверх старой», — ответил Голос.

— Значимость этих проблем настолько очевидна! — Никитич, почувствовав внимание, улыбнулся, глядя на меня, и широко развёл руками. — …Что дальнейшее развитие различных форм деятельности играет важную роль в формировании направлений прогрессивного развития!..

— Какое многогранное, трусливое и отвратительное существо… — заметил Борборыч, с презрением глядя на Никитича. — Он что же, даже есть перестал?

— Перестал, — кивнул Сиплый. — Он ходил по лесу, приставал к людям и бродил за ними, пока не дох от голода и жажды.

— Кормите его пока, — попросил я беженцев. — Как и раньше. Как только тут разгребёмся, заберём его с собой в Мыс. Этот подонок заслуживает своего массового позора. Вот это должны будут увидеть все жители. Ещё бы его подельников найти…

— Найдутся, — заверил меня Борборыч. — Если не сбегут на соседние острова — найдутся.

— Задача организации, в особенности же, новая модель организационной деятельности…

Я поёжился, отвернулся и пошёл прочь. И дальше смотреть на это существо не хватало сил, а не залепить ему в рожу — не хватало терпения. Чем дальше я пока буду от него находиться — тем лучше. Несмотря на жалкое состояние, я не простил Никитича. И нет, я не убью его. Он будет сидеть в клетке посреди Мыса и показывать своим собственным примером, до чего доводит такая жизнь, которую он вёл. Тварь, что была, наверно, хуже любого вышронца — вот и пусть люди видят её и не забывают…

Глава 6. Засада в окружении

Хотелось бы мне сказать, что те три дня, которые мы отвели на обустройство в Медном, пролетели незаметно — но нет. Не заметить этот бардак было решительно невозможно, особенно в исполнении вышронских сервов. Эти увальни и в самом деле учились быстро, но не потому, что были гениями адаптации, а потому что в пустой голове было много пустого места для нового. Я начинал понимать, почему нас система так гнобит — мы для неё реально тупые и необучаемые, ещё хуже вышронских сервов.

Так что те дни не только были мною замечены, но и запомнены во всех подробностях, заставляя ещё долгое время испытывать испанский стыд за всё, что тогда происходило. В первый же день вышронцы, до того жившие под навесами возле посёлка, загадили своим помётом улицы Медного так, что весь второй день сами их и отчищали. О необходимости в обязательном порядке посещать туалет, им, конечно, сказали, но вот тут выяснилось, что и сортиры неплохо было бы переделать. Под их, так сказать, физиологические особенности…

Рубка леса вообще проводилась нашими новыми соседями по-варварски, причём они явно считали, что чем ближе к посёлку — тем лучше. Зачем вышронским сервам столько дерева, объяснили воины — простолюдинам было запрещено прикасаться к металлам. Так что весь следующий день, в перерывах между уборкой улиц, ящериц приучали к металлическим предметам — наглядно, как маленьким детям, показывая их удобство.

Кровати, необходимость мыть руки перед едой, нежелательность хождения по дому в грязной обуви, отсутствие собственного огородика и покупка вещей за опыт — всё это было внове для инопланетных братьев по разуму, поэтому приходилось учить, учить и ещё раз учить. Знал бы лидер коммунистов, как изменится его лозунг — обиделся бы, встал и ушёл из Мавзолея, честное слово…

В общем, покидали мы Медное с чувством облегчения и внезапно свалившейся на плечи свободы. Единственной обузой был взятый с собой Никитич, которого приходилось кормить насильно. Первую ложку он всегда сплёвывал, как и вторую, и третью — просто не останавливался в своём монологе и ничего не глотал. Затем, поперхнувшись и прокашлявшись, он, наконец, начинал есть.

— Надо было его оставить где-нибудь, — ворчал Нагибатор. — Кормить ещё эту падаль!..

— А воспитательный эффект? А устрашение потенциальных бунтарей и предателей?! — возмущался я в ответ.

Но Нагибатор быстро забывал, зачем нам Никитич — и всё повторялось. Даже несмотря на то, что обязанность по кормлению этого «предателя и продажной шкуры» осуществлял не он, а Мадна, которая как раз не роптала по поводу своего подопечного…

Путь назад, как мы ни спешили, занял целых три дня. Никитича и так приходилось тащить чуть ли не на руках, и вот тут даже я вынужден был признать, что это какая-то чрезмерная забота. В общем, вошли мы в город уже поздней ночью и сразу отправились спать. Я только стражников разбудил в их офисе и сдал им Никитича. А утром следующего дня мы начали готовить отряд сопровождения для жителей Птичьей Скалы.