— Что мне теперь и еда не нужна?

— Нужна конечно. Просто имеет место быть потеря аппетита после воздействия...

— Фух... — выдохнул я. — Напугала. А вообще, откуда ты это можешь знать?

— Просто знаю. — пожала она плечами и отвела глаза.

Нет, я могу допустить что мне привиделся человек с которым она общалась, но тогда непонятно как ей пришла в голову мысль накачать меня кровью дворфа?

Неожиданно кто-то постучал в окошко. Я подходить не стал, выглянула Аня.

— Василич. — обернулась ко мне она.

— Скажи что мне покой нужен и всё такое. — попросил я, совершенно не имея желания общаться с кем бы то ни было. Одно дело не на долго притвориться для пользы дела, и совсем другое играть полноценного больного.

— Он тебя на себе притащил, неудобно... — возразила Аня.

— Я ему потом спасибо скажу, не страшно. Иди, выпроводи его.

Аня пожала плечами и молча вышла из дома. Я же прошел в спальню и лёг на кровать, накрывшись одеялом. Мало ли, если зайдёт всё же.

Так-то мне и самому любопытно было узнать что произошло после того как меня подбили, но Василич ни разу не дурак, здорового от больного отличит уж как-нибудь. Ну а учитывая что он «на связи» у Клауса, то информация попадет прямиком к нему. Хотя, с другой стороны, я совсем не был уверен что моё чудесное воскрешение не его рук дело. Уж больно похоже.

Вот как Аня могла знать что делать? Кто-то же ей нашептал? Даже если представить что незнакомец которого я видел, всего лишь вымысел моего умирающего мозга, но тогда всё равно непонятно откуда она узнала?

Вообще, кому в здравом уме придёт в голову мысль влить человеку чужую кровь? Тем более кровь дворфа. Это же бред из серии: «а давайте его головой вниз скинем, он же всё равно умирает, вдруг поможет?»

Хотя с другой стороны я, когда слетал в лесной домик где мне подарили Володеньку, тоже ведь просто знал. Ну, или был уверен что знаю. Вполне возможно что кто-то просто внушил мне это, как незнакомец Ане, а потом каким-то образом заставил забыть.

В общем, без дополнительной информации не разобраться. Так что пока так как-то, в неведении побуду. Главное живой и здоровый, а остальное приложится.

— Тебе плохо? — Аня зашла в дом и увидела меня лежащим в постели.

— Нет, это на всякий случай, вдруг Василича выпроводить не получится.

— Может поешь? — в руках Аня держала набитый чем-то пакет. — Вот, тебе передали. — объяснила она.

Прислушавшись к своим ощущениям, я ничего не почувствовал. Ни пить, ни есть, не хотелось.

— На вот, хоть булочку съешь, пока тёплая. — пошуршав пакетом, она протянула мне что-то напоминающее рогалик.

С хлебом у нас всё ещё не очень хорошо, поэтому любая выпечка идёт в разряде эксклюзива, отказываться от которого грех.

— Вкусно. — через минуту, запихивая остатки булки в рот, сообщил я супруге. Опасения в том что со мной что-то не так, не подтвердились, и это не могло не радовать.

А вообще, мне показалось что я стал гораздо ярче воспринимать запахи. Может быть я нахожусь под впечатлением и надумываю, но что-то необычное точно было. Запах будто делился на несколько составляющих, словно я по отдельности чуял как пахнет тесто, сахар, масло которым смазали булку. Чувствовал аромат чуть пригорелой корочки.

И я, уцепившись за это наблюдение, ещё долго принюхивался, пытаясь выделить ещё что-нибудь из окружающих меня вещей. И так дышал, и эдак. И нос тёр, и рот открывал. Но больше ничего необычного не учуял. Дерево пахло деревом, одеколон — одеколоном, цветок на окне — цветком на окне. Только выпечка выделялась на общем фоне.

— Может тебе мяса дать? Попробуешь? — предложила Аня когда я довёл до неё свои подозрения.

Отказываться я не стал и согласился. Не от того что хотел есть, — аппетита по прежнему не было, но ради эксперимента. Вдруг почую ещё что-нибудь?

Но чуда не произошло. Нюх мой оставался на прежнем, человеческом уровне. Мясо я съел, даже с удовольствием, но ничего, кроме запаха обычной жаренной утки, не почуял.

Поев, захотел спать. Дрема навалилась так быстро, что я едва успел донести голову до подушки, так меня срубило.

Спал без снов, во всяком случае когда проснулся — а на улице было уже темно, ничего толкового вспомнить не мог. Но продрав глаза, наконец ощутил что голоден.

Осторожно поднялся, надел тапки, и на цыпочках, так, чтобы не разбудить домашних, протопал на кухню.

Прикрыл за собой дверь, щёлкнул выключателем, но свет не зажёгся. Наверное общий рубильник отключили, а генератор я ещё на днях снял, нужно было щётки поменять, но всё времени не было.

Практически на ощупь нашёл свечку, там же добыл зажигалку, и крутнув колёсиком, поджёг фитилёк.

Осмотрелся. На столе, кроме пустых тарелок, стояла накрытая крышкой кастрюлька. Заглянул внутрь — картошка с мясом. Достал ложку, и уже через пару минут шкрябал по дну. Было вкусно, и всё что произошло со мной за последние дни, казалось неправдой. Хотелось закрыть глаза, и зарыться от этого кошмара куда-нибудь поглубже. Так, чтобы ни о чём не думать и ничего не знать.

Нет, я был благодарен за столь чудесное спасение, но в то же время я боялся. Я очень боялся. Это ведь наверняка не просто так, не может такого быть, чтобы подобное проходило без последствий. Не знаю почему, но мне казалось что я меняюсь. Понять, как именно, я не мог, но это ощущение не покидало меня с того момента как я открыл глаза на полу актового зала.

Чтобы отвлечься, принялся за второе. Грызть не хотелось, поэтому я взял нож, и стал срезать мясо с кости, так, чтобы можно было не пачкаясь, просто покидать его в рот. Ножи у меня обычно не особенно острые, но это был исключением. Упершись в хрящ, я надавил, и как-то не особенно удачно. Нож вывернулся, и чирканул прямо по руке, оставляя небольшой порез.

Боли я не боюсь, но вид крови — своей, недолюбливаю. Здесь же, кровь вроде хлынула, но очень быстро остановилась — буквально какие-то секунды, а сама рана тут же затянулась, будто её и не было.

Не сказать чтобы я особенно удивился. Так, разве что скорости регенерации. Ведь после того как пропали все шрамы — коих на мне было предостаточно, примерно чего-то такого я и ожидал. Да и на фоне путешествия за грань и последующего воскрешения это не так чтобы ярко выглядело.

А вообще странное ощущение. Рука цела, даже намёков на повреждения нет, но всё ещё болит. Такое чувство будто мозг не осознаёт что всё, раны нет и можно расслабиться. Это как у машин, мотор поставили мощный, а компьютер остался прежний. Бензина даёт по старому, воздух экономит и обороты сбрасывает.

Пока размышлял над этим, заболела голова. Да так сильно, словно действительно там что-то сломалось.

Может недосып? — спросил сам себя, и согласившись, пошёл досыпать.

Дошёл до кровати, кое-как улёгся, — чтобы лишний раз головой не шевелить, болезно. И почти сразу уснул. Сколько спал, не знаю, но проснулся с полотенцем на голове, весь перебинтованный и потный.

За окном было темно и шёл дождь.

Попытался привстать, но всё тело отозвалось такой болью, что тут же рухнул обратно.

— Папа, привет. — откуда-то из темноты появилась дочь. — Ты как себя чувствуешь?

Маленькая, в домашнем халатике и с хвостиками на голове, она подняла упавшее с моего лба полотенце, намочила его водой, и водрузила на место.

— А мама где? — с трудом разлепив спекшиеся губы, прохрипел я.

— Скоро придёт, Даша за ней побежала как только ты проснулся. — едва слышно ответила дочь.

Странно. — подумал я. — Куда она ушла на ночь глядя? Темнеет сейчас около десяти, а на улице сейчас конкретная ночь, значит как минимум больше одиннадцати.

— Принеси водички пожалуйста... И посмотри сколько времени... — попросил я.

Вода была здесь же, на столике, дочь передала мне стакан, и убежала в зал, смотреть на часы.

— Два часа ночи. — через секунду сообщила она. Я кивнул, и поставил опустевшую тару на место.