— Кто?

— Да слесаря мои. Помнишь, те, которые тебе помогали?

Я кивнул. Конечно же я их помнил. Вредные уж очень, и не сговорчивые. Были.

— Как работали вместе, так и померли. В одном окопе. — объяснил бригадир.

— Мда... — вздохнул я, и так же перекрестился.

Бригадир помолчал немного, словно отдавая дань памяти погибшим, и решительно махнув рукой, предложил.

— Пошли, что-ли, чай пить?

Отказываться я не стал. Требовалось переварить увиденное, да и новости последние узнать, так сказать, из независимого источника. Мужики хоть и не считают себя сплетниками, оставляя эту «должность» слабому полу, но по факту, у нас всё то же самое. Разве что погрубее, да покороче. Женские сплетни более красочны, когда сплетня переходит от одной дамы к другой, она обрастает подробностями и всякими «моментами», у мужчин же этот процесс идёт наоборот, отличаясь простотой и лаконичностью. Проходя от старта до финиша, сплетня не то что не раздувается, она блекнет и сохнет, иногда стираясь до полностью оголелого факта.

Если первоисточник, будучи очевидцем, или автором сплетни, вкладывает в неё какие-то дополнительные подробности, то второй и последующие, как правило, эти подробности отбрасывают.

Допустим, сплетня рождается из конкретного события, информацией о котором делится очевидец. У Иваныча, например, сдох конь. Далее может последовать описание коня, Иваныча, его жены и дочки, их жилища, места работы, и многих других, не имеющих отношения к делу, подробностей.

Но в итоге всё выльется в начально-конкретный факт, сообщающий о том, что у Иваныча сдох конь.

Естественно, это не всегда и не повсеместно, — мужики и похлеще баб бывают, но, в общем и целом, статистика примерно такая.

В случае с бригадиром, я был уверен что тот не станет придумывать того, чего не было, а поведает без прикрас что, и как здесь происходит.

— Он, конечно, старается. — разлив из термоса буроватую жидкость, на поверку оказавшуюся никаким не чаем, а домашним вином, заговорил он, — но не всё так просто. Закусывай.

— Что именно не просто? — пригубив из «своего» стакана, я осмотрелся, но ничего съестного на столе не обнаружил. — И чем закусывать? Нечем?

— Нечем, ага... — согласился бригадир, и вздохнул тяжело. — Ну и вообще. Пока тихо было, ещё как-то процесс продвигался, а как началось, так и встало всё. Ты вот, думаешь, чем мы третий день уже занимаемся?

— Чем?

— А приспособу одну пытаемся сколхозить.

— Удачно?

— Если бы. Говорю же, до утра ковырялись, и не шиша.

Что это за приспособа, я уточнять не стал. Технические детали меня мало интересовали. Мне нужно было узнать о степени готовности техники, и общих перспективах.

— А вообще, как тут всё? — глубокомысленно изрёк я, и допив вино, рукавом вытер губы.

— Да нормально. В целом если. — прежде чем ответить, бригадир задумался ненадолго, только по факту ничего конкретного не сказал.

Я ожидал продолжения, но вместо этого он потянулся к термосу, и пододвинув мой стакан, налил в оба по половине.

— Давай, за всё хорошее. — предложил он.

— Давай. — поддержал я. Вино было не крепкое и не приторное, как раз на мой вкус. От такого не захмелеешь, а в охоточку можно и ведро выпить.

— Сам не хочешь полетать? — отхлебнув немного, я поставил стакан на стол.

Бригадир сморщился, потряс головой, и обернувшись к недособраному аэроплану, ответил,

— Стар я для такого. Да и конструкция хлипкая. Я ведь даже там, — он неопределенно махнул рукой назад себя, — летать боялся. Предлагали, и не раз, но по земле как-то спокойнее... — Поезд, автобус... Это по-нашему. А летать... Нет уж, извольте...

Внешне аппарат выглядел действительно несерьёзно, и даже мне, представляя что на этом нужно подняться в воздух, становилось как-то не по себе.

— Алёшка-то вон, Холопов, сверзнулся, даже не взлетев никуда. До сих пор не встаёт, так приложило его...

Я не знал кто такой этот Алешка, но, видимо, речь шла об одном из выказавших желание приобщиться к воздухоплаванию.

— Ну а в качестве пассажира? — спросил я.

— Нет. Говорю же. Не моё это. Я вон, на велосипеде лучше. Или на конике...

Словно понимая что про неё вспомнили, где-то в полутьме ангара заржала лошадь.

Я хотел как-то прокомментировать и ответ бригадира, и ржание лошади, но тут резко кольнуло в области затылка, и мне стало так больно, что я едва не вырубился.

— Что такое?! — опрокидывая стул, подскочил ко мне бригадир.

Но я не знал что это. Боль прошла так же внезапно, как и наступила, оставляя после себя пучок страха и осознание необходимости куда-то лететь.

Я не знал куда, не знал откуда взялось это желание, но чувствовал что поступить должен именно так. — бросить всё, и подняться в воздух.

— Буди Санька... Полетим. — с трудом фокусируясь на лице бригадира, я на мгновение увидел усмехающегося карлика из своего сна.

Он скорчил рожу, покривлялся чуток, и пропал.

Бригадир с подозрением смотрел на меня, но выполнять указание явно не собирался.

— Оглох? — добавляя металла в голос, для верности я привстал, ощущая невесть откуда взявшуюся злость. Нет, не на него, и вообще не кого-то конкретного. Просто злость.

— Да понял я, понял... — Бригадир попятился, матюгнулся, запнувшись, и быстро пошуровал в сторону кандейки.

Я тоже двинулся следом.

Заходить не стал, остановившись напротив отдушины.

— Вставай, Шура, поднимайся! — услышал я сдавленный шёпот бригадира.

— Там Василий за тобой пришёл! Лететь, говорит, надо!

— Да ну тебя... Какой Василий... — пробормотал Гагарин, явно ещё не проснувшись. — Дай поспать...

— Вставай говорю! Лететь надо!

Послышался шорох сбрасываемого одеяла, приглушенный мат, и недовольно шаркая, из кандейки показался Саня.

— А... Это ты... — зажмурив один глаз, покосился на меня он. — А я думаю, какой-такой Василий?..

— Здравствуй. — потихоньку справляясь с эмоциями, я протянул ему руку.

— Что за спешка? — отвечая на рукопожатие, «поменял» он зажмуренный глаз.

— Необходимость. — я не знал как объяснить, но чувствовал что летать надо сейчас же. Меня просто разрывало от этого. Надо, и всё.

— Понятно... — кивнул Гагарин. — Умоюсь только, и полетим. Куда хоть?

А вот этот вопрос поставил меня в тупик. Мозг, после неожиданного импульса, «включился», но ответа пока не находилось.

— Приводи себя в порядок, потом объясню. — выкрутился я.

— Ясно. — безразлично кивнул тот, и так же неторопливо направился в сторону умывальника.

Умывался он недолго, но всё это время я не знал куда себя деть. В голове свербило — «лети, лети», и даже понимая что это глупость, — подниматься в воздух без всякой цели, сопротивляться, своему же желанию, я не мог.

Наконец Саня привёл себя в порядок, закинул на плечо сумку с какими-то инструментами, и так же медленно побрёл к дельтаплану.

— Бак неполный, надо бензина бы раздобыть... — когда мы дошли, он отвинтил крышку на горловине, и заглянул внутрь.

— А у вас что здесь, бензина нету?

— Неа... Последнюю канистру давеча залил.

— Ясно. — одна часть моего сознания, рациональная, ещё боролась с другой, неожиданно восставшей, но сделать ничего не могла. Заставляя Гагарина лететь, я сам не понимал зачем это нужно, но поделать ничего не мог. Словно кто-то невидимый приставил мне нож к горлу, и заставлял идти на сумасбродство.

— Того что есть, насколько хватит? — спросил я, не в силах противостоять давлению.

— Часа на два...

— А в километрах?

— Да хэ-зэ... — вздохнул он, — От ветра зависит, от высоты, он нагрузки...

— Минимально, на сколько?

— Ну... — он наморщился, и задумчиво почесал кончик носа. — Примерно если, то километров на сто тридцать, сто сорок...

— Всего? Или в одну сторону?

— Всего. — но это, прям если совсем не повезёт. А если как обычно, то около двухсот.