— То есть вообще никак? — проходя дальше, я старательно озирался, чтобы не наткнуться на что-нибудь ещё.
— Ну почему же... Наверное как-то можно, но точно не на коленке, оборудование нужно, специалисты...
— Ясно. Жаль.
— А зачем вообще разбирать? Не проще ли оставить так как есть? Притащить тепловоз в село всяко проще чем переделывать? — придя к этой мысли, Василий Иванович в недоумении развёл руками.
— Проще наверное. Только тут проблема в топливе, это монстр за три дня всю нашу соляру сожрёт. — Я хоть и не представлял пока каким именно образом можно перетащить тепловоз по земле, но предполагал что это всё-таки возможно. Не знаю, на брёвнах может быть, как корабли таскали раньше посуху, или ещё как-то, но если задастся такой целью, то эта задача выглядит вполне реально. Вот только смысла я пока особого не видел, слишком прожорлив был этот аппарат.
— Ну да, наверное ты прав... — машинист не стал спорить.
Я же, оглядевшись вокруг ещё раз, не нашёл более ничего интересного, и мы вышли наружу, переходя непосредственно к вагонам. Которые, — одинаково зелёные, выстроились в ровный ряд, сливаясь во что-то однородное, и весь состав показался мне каким-то совсем уж коротеньким.
Поднявшись по ступеням и попав в тамбур первого, я обратил внимание на аккуратную нишу в стене, в том месте где обычно висит плакат с перечнем всевозможных правил. Небольшое углубление с пепельницей, и панель по типу торгующих всякой мелочевкой автоматов: Прорезь для монет, кармашек выдачи товара, и несколько кнопок.
— Сигаретница. — заметив мой интерес, объяснил машинист. — Поштучно, несколько сортов, удобная штука.
Я таких никогда не видел, хотя это ничего не значило, лет пятнадцать уже не пользовавшись услугами железной дороги, вполне мог пропустить данное ноу-хау. Тем более что судя по внешнему виду «сигаретницы», примочка эта достаточно новая.
Ну а сам же вагон мало отличался от тех что я помнил. Обыкновенный плацкарт, разве что над каждым местом лампочка и лежанки малость попышнее. Ещё наверное пластик, которым отделаны все стены, не особенно помню каким он должен быть по структуре, но вот оттенок точно другой, зеленовато-коричневый какой-то, поэтому очень непривычный.
Проходя по проходу я то и дело перешагивал валяющийся повсюду мусор — уходя люди не заморачивались над порядком, поэтому всё осталось как было: Расстеленные постели, на столах пустые пластиковые и стеклянные бутылки, кое-где скомканные билеты, бумажные стаканчики и пакеты. Некоторые третьи полки заняты вещами пассажиров, собрав самое необходимое, всё лишнее они оставили здесь: огромных размеров баулы, квадратные чемоданы, коробки какие-то. В общем, то что не хотели, или не могли взять с собой.
Пройдя три одинаковых плацкарта, мы дошли до купейного.
Купе выглядели чуть побогаче привычных мне, но также ничем особым не отличались. Разве что столики чуть другие, с выемками для бутылок или стаканов, да вместо шторок жалюзи на окнах. Так что ничего интересного в них не было, заглянув в первые два, дальше я шёл уже не останавливаясь. Хотелось побыстрее добраться до почтового, и специальных вагонов.
— И много здесь народа обитает? — обернувшись в дверях, а машинист шёл передо мной, поинтересовался он.
— Не знаю точно... — пожал я плечами. — территория огромная, а мы толком-то и не были нигде. Так что не скажу...
— Понятно... — протянул он, и переменившись в лице, неожиданно попросил, — слушай, ущипни меня? Может я сплю? Ущипни, а?
Я ещё в машине заметил, что проснувшись — а Василий Иванович всю дорогу дремал, он вёл себя как-то неправильно. То дёргался, то по карманам рылся, доставал что-то, обратно убирал. У всех вновь прибывших шок, оно и понятно, но он будто ждал чего-то, и очень переживал.
— Думаешь сон плохой? — спросил я.
Тот хмуро кивнул.
— Ну да, я тоже порой не понимаю где сон, а где явь. Всё надеюсь вот лягу спать, а утром проснусь и подумаю — «Приснится же такое...» Вот бы бы меня кто ущипнул?
Машинист посмотрел с недоверием, и тяжело вздохнув, спросил,
— Серьёзно?
— Конечно серьёзно. Или ты думаешь мы тут кайфуем? Типа эко-деревня и чистый воздух? Так что-ли?
Он снова вздохнул, и пожав плечами, пожаловался,
— Да всё я понимаю... Но у меня там жена осталась, дети, внуков трое... Как мне теперь без них? А им без меня? — Кредит платить надо, крышу перекрыть хотел... Дочка младшая только замуж вышла...
Отвечать я не стал. Да и что я мог ему сказать? Человек действительно всё потерял, и никакие слова не вернут ему смысл жизни. Во всяком случае сейчас, когда воспоминания особенно сильны. Не факт даже что с прошествием времени что-то изменится. Отвлечётся конечно, работы у нас много, но вот забыть прежнюю жизнь вряд ли сможет.
Дальше шли уже молча, ничего необычного не попадалось, поэтому вопросов не возникало, и я ни о чём не спрашивал.
Оно вроде и недолго всё, но когда дошли до последнего пассажирского вагона и вышли на улицу, уже начинало темнеть.
Разукрашенный в два цвета: серый и синий, с надписью «Почта России» и двуглавым орлом, почтовый вагон выглядел очень непривычно. В нём не было окон и межвагонных дверей; одна дверь, узкая, в начале, и одна, широкая, посередине. То есть что-то вроде грузового, необитаемого вагона.
— Ну что, ломать будем? — на насыпи стояли пришедшие почти одновременно с нами мужики.
Ломать не строить — как говорится, и в надежде на ключ, я повернулся к машинисту.
— Нету... — развёл тот руками и покачав головой, добавил. — Поискать можно, но это долго.
Конечно же ждать мы не стали, и пустив в ход монтировку со ржавой трубой в качестве дополнительного рычага, выдрали створку центральной двери вместе с частью металлической обшивки.
Куча ящиков, мешков и коробок. Не под завязку, но половина вагона точно. Чего тут только не было. Как фирменные почтовые, так и всякие разнобойные: тряпичные, фанерные, целлофановые.
Запрыгнув на ступеньку, я протиснулся в узкий проход между коробками и мешками, оказавшись в самом центре всего этого разнообразия.
— Тут на неделю открывать! — поделился проследовавший за мной Леонид. Сняв с самого верха большой целлофановый пакет, он с хрустом разорвал упаковку.
— Прикольно. — секунд через несколько выдал он, — Какие-то непонятные хреновины.
Не особенно интересуясь что у него там за хреновины, я достал нож, и выбрав коробку потяжелее, тоже аккуратно вскрыл её.
— А у тебя что, Вась? — он повернулся на шум.
В посылке, переложенные пупырчатой плёнкой, находились какие-то разноцветные баночки.
— Гуашь художественная, металлизированная. — отвечая Леониду, прочитал я, отмечая что со стороны дверей уже раздаются характерные звуки. Получать посылки, пусть и чужие, любили все.
В следующей коробке оказались банты и брошки, я её даже не открыл полностью, а аккуратно запечатав обратно, закинул на самый верх. Третий пакет взял уже из мешка, небольшой, но довольно увесистый, он почему-то показался мне интересным.
Стараясь не попортить наклейку с адресатом и отправителем, распорол с другой стороны, и снова расстроился.
Расфасованный по туго перетянутым пакетикам, разнокалиберный бисер, всех цветов и размеров — вот и всё содержимое «интересной» посылки.
Следующая попытка тоже не порадовала, пряча в своем чреве вышивальный набор состоящий из круглого пластмассового обруча, нескольких мотков ниток и толстых кривых иголок в пластиковом футляре.
И судя по разочарованным возгласам, у остальных оказались примерно такие же успехи.
Пятую я открывал рассчитывая на очередной швейно-художественный презент, но внутри, в красивой деревянной коробочке, оказался кожаный ремень с массивной пряжкой в виде головы льва и лаврового венка.
— Круто. Подаришь? — заглянув через плечо, Леонид прошёл дальше, развязывая стоящие возле стены огромные мешки.
— Да забирай. — свернув ремень обратно, я перекинул коробку ему.