В какой-то момент нам приелось наблюдение за марафонцами, пытавшимися нас преследовать. Тем более они просто бежали по берегу — и всё. Никто нам ничего не кричал, никто не махал — ну бежит себе темнокожий, в смысле, афрожертвожаднер, и бежит — и чего внимание обращать? Может, тут вообще такое часто случается.

Ночью мы грести переставали — шли только под парусом, потому что Медоед опасался налететь на мель. Корабль отходил после заката подальше от берега и спокойно тянулся дальше. А все, кто целый день сидел на вёслах, могли, наконец, отдохнуть.

День пятьсот семьдесят второй!

Вы продержались 571 день!

А утром мы снова вернулись к берегу, и ударники продолжили бодро грести. Удивительное дело, но наши сопровождающие куда-то делись — пляж был девственно пуст, что совсем не понравилось Медоеду.

— Обогнали, сволочи… — заметил он, когда я приблизился. — Готовьте пушки, господа! Сейчас будет концерт!

К сожалению, до концерта прошло ещё часов пять — не меньше. Но потом да, вот потом концерт всё-таки состоялся. Мы проходили мимо неглубокой бухты, и там, в её глубине, находился посёлок, будто сошедший со страниц «Сказок тысячи и одной ночи» — ведь там же описывались трущобы, да? Если описывались, то вот именно с этих страниц он и сошёл. С той лишь разницей, что никакого дворца раджи в центре не имелось — исключительно утилитарные трущобы.

Десятки мостков сходили в воду, а на растянутых повсюду верёвках сушились какие-то тряпки, вялились рыба и мясо. Самые высокие дома достигали двух этажей, но всё же большая их часть была одноэтажной. Однако самым интересным зрелищем был лодочный флот.

Сколько на берегу было мостков, столько лодок и двигалось теперь нам наперерез. Были там и какие-то плоскодонки, и помесь байдарки с каноэ, и просто плотики… И на всём этом радостно галдели темнокожие пассажиры, размахивая разнообразным оружием. Отовсюду неслись крики вроде таких: «Плати! Стой! Плати!», «Пошлину оплатить надо!», «Новые рабы!», «О, ещё снежки!» и «Дай миллион!» — и это если от мата очистить. Мат, правда, был не русский и большим разнообразием не отличался, но всё равно было его очень много.

— Ну что? Пушками встретим или так по рогам надаём? — спросил Борборыч.

— Героически надаём! Подпустите их поближе, я им покажу снежка! — заревел Нагибатор.

Флотилия тем временем подошла достаточно близко, чтобы начать стрельбу из луков — и в нас полетели заточенные палочки и стрелы с костяными и каменными наконечниками. На лодках поднялся радостный галдёж, а система сообщила всем о начале боя.

— Подвиг ещё нужен? — крикнул я Нагибатору, прячась от стрел.

— Уже нет! Давайте их издалека расстреляем! Нет в них подлинного героизма — только трусость! — обиженно ответил Нагибатор, выдирая из рукава стрелу.

— Ну тогда огонь! — тонким жеманным голосом заявил Толстый.

— Беспощадный огонь! — не отставал от него Вислый.

Жахнули пушки, извергая вонючий дым — и сразу откатились назад, насколько позволяли стопоры. Наш тримаран ощутимо тряхнуло от слитного залпа. А когда дым рассеялся, армада утлых судёнышек уже гребла к берегу, унося от верной гибели верещащих пассажиров. Но вот тут мы решили не останавливаться и дали вслед второй залп…

Если после первого залпа рядом остались дрейфовать три десятка пустых лодок, то после второго залпа — всего пять. Хотя на многих судёнышках стало явно просторнее… Дальше картечью стрелять уже не было никакого смысла, и Борборыч махнул рукой:

— Ядрами заряжай! Дадим по посёлку залп, чтобы помнили…

— Не надо по посёлку! — попросил я. — Ещё система за штурм посчитает — и плати потом штрафы…

— Ах ты ж! Точно!.. — расстроился наш тактик. — Забыл совсем…

Опыта за такой бой система хоть и накинула, но всего жалкие двести пятьдесят восемь единиц. Ещё и наругалась, что мы такие вялые и безынициативные. Хотя наругалась тоже без огонька — чисто для проформы. Зато больше нас обитатели Барбеса не беспокоили. Если кто и выходил на берег, то провожал корабль тоскливым взглядом и вслед не гнался.

К концу дня, по словам Медоеда, мы проплыли границу Барбеса, и началась территория итальянцев. Впрочем, как я понял, здесь хватало и испанцев, и португальцев, и даже сбежавших из Барбеса французов. Однако ни вечером, ни утром следующего дня мы никаких признаков жизни на берегу не обнаружили. Медоед объяснил, что на границе с Барбесом стараются не селиться — слишком часто его обитатели ходили в набеги на соседей.

— Посёлков тут нет, зато есть несколько укреплений. Но ты не переживай!.. — заметил Медоед. — Нас уже наверняка заметили. Чёрные тут любят всё и у всех барабать, так что границу здесь всегда стерегут. И сухопутную, и морскую. Подойдём к посёлку и попробуем договориться о пополнении запасов. А то свежатина кончается, да и вода — тоже…

— А нападать не будут? — поинтересовался я.

— Нет, но могут просто послать на три буквы, — отмахнулся Медоед.

Первые посёлки появились на следующий день: деревушки, маленькие лагеря, рыбацкие лодки. Люди на проплывающий корабль смотрели с интересом, но без особого страха. Сразу было видно, что чувствуют себя под защитой. Ну и защита иногда на берег выходила — бравые молодчики с более или менее нормальным вооружением и бронёй. Поглазеют на нас и пойдут по своим делам…

К обеду следующего дня мы добрались и до столичного итальянского посёлка. Ничего особо выдающегося в нём не было — всё те же домики из светлого кирпича, местами покрытые белой штукатуркой, а ещё множество маленьких причалов на берегу. Только, в отличие от Барбеса, этот посёлок вовсе не напоминал трущобы. В застройке чувствовался единый план и порядок.

И даже в порту — который, по определению, является местом хаотичным и суетным — даже там было видно, что всё это не само собой построилось. Каждый причал был вписан в общий рисунок, пусть и казался, на первый взгляд, самобытной и независимой постройкой. Множество лодок в заливе занимались ловлей рыбы, а два кораблика — прикрывали их с моря.

Кораблики напоминали наши — те, что курсировали между Мысом и другими посёлками. Они были чуть покрупнее и выглядели более основательными, но выходить на них в море я бы не стал. В сравнении с вышронскими ладьями они безнадёжно проигрывали. «Три топора» выглядели на их фоне настоящим боевым линкором. И итальянцы это оценили сразу, выдвинувшись в нашу сторону всем составом своего флота.

Наши матросы спустили парус, сбросили в море якоря, останавливая корабль, и стали ждать прибытия местных хозяев. Медоед вышел на борт, обращённый к городу и судёнышкам итальянцев, и даже рукой помахал, обозначая своё присутствие. Это, к слову, сразу сбросило какое-то напряжение, ощущавшееся в воздухе, а итальянцы перестали спешить к нам навстречу и выпустили вперёд лодку с тремя людьми. Что-то вроде досмотровой команды…

Её глава — классический такой итальянский парень с тёмными кучеряшками волос, одетый в металлический нагрудник, лёгкую тканевую одежду и широкополую шляпу, перебрался к нам и поприветствовал Медоеда.

— А, русская мафия! Давненько к нам не заглядывал! — он протянул руку Медоеду, и тот её крепко пожал.

— Да я бы к вам жмотам и ещё дольше не заходил! — сообщил ему Медоед, но собеседник только развеселился от его заявления. — Но тут у меня пассажиры нарисовались… И сподвигли меня на дальние странствия.

— Кто такие? — спросил итальянец и, воспользовавшись оказией, принялся внимательно осматривать всё вокруг.

И первым, за что зацепился его взгляд — были пушки. Мы хоть и заткнули дула деревянными пробками, но пушка остаётся пушкой даже в таком виде. К тому же, стоящие рядом ящики со снарядами и порохом однозначно говорили о назначении орудий.

— Не бутафория? — с подозрением спросил итальянец.

— Нет, Марко, это не бутафория! — гордо кивнул Медоед. — И те безразмерные стволы за спиной ребят тоже… Филя, познакомься — это Марко. Шеф местной портовой охраны.

Я теперь уже официально (а до этого просто подслушивал!) подошёл и поздоровался.