- Всё, я понял, о чём ты! – обрадовался Никитич. – Так можно поискать кору и ей покрыть!..
- Никитич, давай больше о коре не будем? – взмолился Саша.
- А ну да… Извини…
- Сашок, а как мы в землю вбивать это будем? Она тут, если ты не обратил внимания, жестковата! – внёс я уточнение, проигнорировав упоминание злосчастной коры.
- Об этом я как-то не подумал… – смутился Сашок.
- Да просто заготовим несколько палок-копалок, – пожал плечами Никитич. – Кто-то рубит, кто-то чертит круги и отмечает, где дырки делать. Кто-то копает. Я и сам покопаю. Вы за землю не переживайте: всё можно проковырять. Да, каменистая, но это не беда!
Технические детали мы обсуждали ещё долго. Вспомнили число Пи, позабытое сразу после окончания школьного курса геометрии (да-да, то самое, которым принято в современном интернете заменять первый слог известного ругательства!), формулы вычисления радиуса окружности, длины диаметра и тому подобное. Представили, как дружно будем вязать листья на тонкие палки, вернулись к коре и вигвамам, чуть не поссорились – и снова обратились к тропическим широким листьям. Закончило обсуждение системное сообщение, оповестившее собрание, что всем пора на боковую.
День десятый!
Вы продержались 9 дней!
Собственно, на этом моменте все и пошли спать. День для меня выдался насыщенным, и в сон тянуло до одури, но выспаться не получилось. И вовсе не потому, что случилась какая-то беда посреди ночи. Нет, просто под утро я проснулся мокрый от росы, замёрзший и злой. И настроение у меня исправилось только, когда я понял, что почти весь посёлок уже не спит. Мстительно осмотрев суетящихся людей, я удовлетворённо потянулся и отправился по делам – вскрывать кокосы, завтракать и…
«Это просто! Вроде бы! Показалось! Ну, Сашок, ты мне за это ответишь!» – именно об этом я думал, когда из последних сил добивал третье по счету гибкое деревце. Рубить деревья каменным топором – это вам не Витьку руки-ноги ломать! Честное слово!.. Дерево сопротивляется гораздо активнее, цепляясь за свою ценную растительную жизнь. У меня на ладони уже нарывало пару царапин и глубокий прокол щепкой, а системное описание сурово грозилось отправить меня на перерождение, если я не озабочусь дезинфекцией ран.
Выбранные нами деревья и в самом деле были гибкие и удобные, но была одна беда, которую я не сразу обнаружил по своей глупости – они не были земными! И вместо привычных смол земных растений очень активно плевались в лесорубов едкой жидкостью. Если в первый раз, когда я смотрел на дерево, система называла его длинным нечитаемым словом, то теперь выводила вполне понятное название – которое, видимо, подцепила у других счастливчиков:
Луковое дерево
Плакали мы всей артелью дровосеков! Плакали даже те, кто стоял слишком близко, ожидая своей очереди. И даже те, кто стоял в отдалении – тоже плакали. И если бы нас со стороны ещё кто-нибудь увидел, то тоже зарыдал бы. От сочувствия.
С противным треском ствол наконец отделился от пня, последние волокна лопнули – и я с облегчением повернулся к сменщику, протягивая топор.
- На, не плачь! Теперь твоя очередь играть! – сказал я, мечтая добраться до ручья, промыть глаза, а потом окунуть в море пострадавшую руку.
И вообще мне, члену триумвирата, не положено лес валить! Не боярское это дело. Шучу, конечно. Где бояре, а где я в своей пикантной юбке из травы?
Однако на пути к роднику мне повстречался персонаж, который на некоторое время отвлёк меня от страданий и переживаний. Все его звали Клопом. Он сам себя просил так называть. На вид ему было лет тридцать-сорок, но в его случае впечатление вполне могло быть обманчивым. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: несколько лет жизни по недомыслию он мог просто оставить на дне бутылки. Клоп этот со своим приятелем прибился к нашему посёлку тогда же, когда и группа Никитича – но те клялись и божились, что с собой никакого Клопа не брали, и у Лосева такой прижиться ну никак не мог.
Сразу после появления Клоп с приятелем уселись у костра и подожрали запасы кокосовой мякоти, закусив её рыбкой и мидиями. Там же, у костра, эта парочка и улеглась спать, заявив, что весьма устала от долгого перехода. Причем, если Клоп хотя бы представился, то его странный приятель – нет. Вообще создавалось ощущение, что Клоп и сам не знает его имени – отзывался он о приятеле исключительно «ну, странный такой…». Будто бы сам Клоп не был странным…
И теперь этот персонаж, прижимая к груди пару пустых кокосовых фляг, застыл перед высокой пальмой с перистыми листьями. На его лице застыла блаженная улыбка познавшего дзен идиота, а в глазах плескалось всё счастье вселенной.
- Клоп, родник там! – я старательно указал направление, в котором ему полагалось двигаться и наполнять фляги. – Что ты на эту пальму уставился?
- Командир! Красивая пальма! – Клоп перевёл взгляд на меня, и в него медленно возвращалась адекватность (ну та капля, которая ещё могла быть у этого существа!). – Не знаешь, как называется?
- Клоп, я что ботаник, блин? – вылупился я на него. – Все пальмы без кокосов, бананов и фиников меня не интересуют!
- А ты, командир, чего расплакался? Обидел кто? – участливо осведомился блаженный.
- Мир меня обидел! – не удержался я от подколки. – Подсунул пляж без бара!
Клоп в ответ на моё ехидство только тяжело вздохнул, соглашаясь с глубиной несправедливости.
- А воду во фляги набери! – напоследок сказал я ему.
- Да, – Клоп снова завороженно уставился на пальму. – Сейчас…
Я махнул на этого гения рукой и сам отправился к роднику. Вообще само по себе желание Клопа сделать хоть что-то ради окружающих было для него подвигом. Это навело меня на размышления, что пора вводить пищевые талоны. Клоп с приятелем ничего не делали, а жрали в три горла, что уже вызывало недоумение со стороны других жителей. Нет, конечно, спустя первые дни быт начал налаживаться, и острой нехватки продовольствия мы не испытывали – тропический лес нас исправно кормил. Но порядок в таком деле надо наводить сразу и без сантиментов, иначе опомниться не успеешь, как на шее окажется такое количество бесполезных личностей, что даже с земли подняться не сможешь.
Родниковая вода сняла зуд, резь и боль в глазах. Краснота ещё не ушла, но хотя бы заливать слезами рожу перестало. Море сняло воспаление на руках, и я смог отправиться наверх, в посёлок. Там уже вовсю кипела работа – часть жителей чертила самодельным циркулем круги на земле, а часть – проделывала дырки под будущие каркасы жилищ. Девушек занимались сбором листьев для крыши. И посреди этого строительного хаоса сновал Сашок, требуя «тут делать аккуратнее», «тут действовать решительнее», а «тут рыбу заворачивать». К слову, Никитич Сашку за такие указы сразу рыбой по балде и отвесил.
Циркуль нам тоже Сашок подсказал, как смастерить – технологию он в том же видео узнал. Берутся два колышка: один покороче, другой – подлиннее. Колышки соединялись верёвкой. Верёвка должна была свободно прокручиваться на кольях. Длинный кол втыкался в предполагаемый центр окружности, а коротким колом очерчивали круг. Вроде всё просто, но вы бы видели этих страдальцев, пытавшихся очертить круг самодельным циркулем…
- Филя, есть минутка? – рядом появился Саша.
- Для тебя, партнёр, хоть весь остаток дня! – от щедроты души предложил я.
- Понимаю. Мне тоже работать не хочется, – кивнул Саша. – Вот только спать на камнях хочется ещё меньше…
- Так чего хотел-то? – поинтересовался я.
- Очки хочу вложить, – признался он. – Может, последишь?
- Пошли! – согласился я.
Конечно, минуткой мы не обошлись. Саша в своё развитие впаял сразу не меньше девяти очков, которые так и висели нераспределёнными с тех пор, как он занялся рыбалкой. Так что отдыхал я рядом с его бессознательной тушкой ещё минут десять.
В это время строители подошли к эпохальному шагу – к закладке каркаса первого жилища. Восемь гибких жердин были вставлены в пробитые под них углубления, а к месту стройки подтянулось ещё человек десять – с верёвками и решительным настроем. Первые два ствола начали сгибать к центру. И знаете? Я вот знал, что так всё и будет… Ещё вчера знал! Да что там я!.. Это знал ещё старик-баснописец Крылов. Лебедь, рак и щука… Пятеро рабочих начали гнуть одну жердину, пятеро другую, а в центре круга их (жердин) встречу поджидал Сашок, стоявший на подкаченном для этого камне с верёвкой во вздёрнутых к небу руках.