Только расстроился, как меня дёрнуло, и потащило вслед за увозимым телом. По-прежнему невидимый даже для себя самого, я словно на воздушном шаре ехал, глядя на лежащую внизу синюшную физиономию. Получается есть загробная жизнь? Хотя стоп, я же ещё не умер! А вообще тема интересная. Много слышал что люди туннели всякие видят, свет или облака, вот и у меня похожая ситуация, будет что рассказать.
Ехали недолго, и остановились возле двери в актовый зал. Одно время там собрания проводили, концерты всякие, люди в нём жили, пока не обустроились. Наверняка скоро новеньких сюда поселят, так же, на карантин вроде.
Тем временем санитары ушли, а Аня, закрыв изнутри дверь, стала раскладывать на столе всякие медицинские прибамбасы. Иглы, трубочки, какие-то железные хреновины и несколько небольших, стеклянных бутылочек.
— Не спеши, сюда никто не зайдёт. — сказал опять непонятно откуда появившийся незнакомец.
В этот раз он стоял так, что я не мог видеть его лица. Ну а когда Аня достала свисток и тихонечко засвистела, я уже и не смотрел на него. — «Зачем Володеньку-то сюда?» — пришла в голову мысль, когда огромный монстр вывалился прямо из воздуха. Хотя, точнее будет говорить не «в голову пришла», а в «угол» — голова-то, вон она где, на каталке валяется, а я в углу, вишу, под самым потолком.
Но вообще не важно откуда она взялась, важно что я не терял способности мыслить.
А Володенька как всегда был невозмутим. Он сидел на заднице, и изредка мигая крошечными глазками, наблюдал за Аниными приготовлениями.
Вот она взяла бутылочку, положила её в карман халата, потом сложила что-то на поднос, и развернувшись, смело подошла к сидящему напротив гиганту.
Тот молча подвинулся, и выставив перед собой передние лапы, положил на них голову.
Аня подошла вплотную, поставила поднос прямо на пол, взяла с него что-то, и развернувшись, склонилась над зверем.
Какое-то время ничего не происходило, но потом она выпрямилась, поставила на поднос заполненную чем-то бутылочку, и взяла следующую.
Опять отвернулась, и снова поставила бутылочку. Я не видел что в ней, но догадывался, и даже предполагал зачем это нужно.
— Хватит. — остановил её незнакомец. — Он хоть и здоровый, но этого будет достаточно.
Аня молча кивнула, поставила последнюю бутылочку на поднос, и отнесла его к каталке с моим телом.
Вернулась к своему чемоданчику, достала оттуда пакет с капельницей, покрутила головой в поисках места где её можно закрепить, и остановившись на дверном косяке с торчащим в нём гвоздем, перевезла каталку туда.
Наверное, находись я на месте, в своём теле, наверняка бы переживал. Но я висел под потолком и мне было если не пофик, то как-то не особо тревожно от того что я сейчас видел. Во-первых, я ей верил, во-вторых, видел что дела мои, прямо скажем, гиблые. Ну а тут хоть что-то, хоть какая-то надежда.
Верил я, или не верил в то что она делает? — я не знал. Находясь между жизнью и смертью — в прямом смысле слова, я смотрел на всё происходящее как наблюдатель, и, наверное, не совсем адекватно воспринимал происходящее.
Закрепив на косяке склянку с Володенькиной кровью, Аня размотала трубочку капельницы, и что-то покрутив, воткнула иглу мне в руку.
Отошла, посмотрела по сторонам, сказала что-то незнакомцу — говорила негромко и я не расслышал, развернулась, подкрутила колесико на трубочке, и взяла мою руку так, чтобы чувствовать пульс.
Фигурально выражаясь — я замер.
Капельница капала, но ничего не происходило. Первая бутылочка закончилась, за ней вторая, потом третья, и вот наконец место на косяке заняла последняя, решающая склянка.
С высоты своего угла я не видел самих капель, но мог замечать насколько быстро кончается кровь в бутыльке.
Половина, одна треть, и вот уже на донышке.
Интересно, это средство мгновенное, или всё-таки придётся подождать? Ответа у меня не было, но мне казалось что чем меньше оставалось в капельнице чужой крови, тем дальше от меня сдвигался и без того призрачный шанс.
Наконец кровь закончилась, Аня подкрутила колёсико и наклонилась над моим телом, прислушиваясь к дыханию.
Я тоже напрягся, пытаясь прочувствовать грядущие изменения. А что если моё тело очнётся, но это буду уже не я? Вселится какая-нибудь мерзость, типа Клауса, а я так и останусь здесь, под потолком актового зала до скончания времен?
Чувства мои в этом состоянии были притуплены, я почти не ощущал привязанностей, мне было пофик на друзей, меня мало интересовала судьба станицы и даже дети были сейчас чем-то абстрактным. Но представив что кто-то другой, пусть и в моём теле, ведёт мою жену в спальню — я чуть не лопнул от злости, ощущая небывалый прилив незнакомой мне, но какой-то очень мощной энергии.
Аня же тем временем поднялась, отошла от каталки с телом, и обхватив себя руками, уткнулась в угол. Я не видел её лица, но по неровно вздрагивающим плечам догадался что она плачет.
Непонятно только, просто от отчаяния, или от того что я уже умер? Ведь судя по подслушанному разговору, я и так был на волосок от смерти, а тут ещё и стакан Володенькиной кровушки впитал. И если отбросить здешние реалии, — мистику и всё такое, в нормальном мире это было бы фатально.
А незнакомец исчез. Насоветовал бог знает что, и свалил. Нет, если бы был хоть мизерный шанс того что мне удастся выжить, Аня бы ни за что не решилась на подобный эксперимент. В этом я был уверен.
Постояв ещё какое-то время в углу, она успокоилась, и вновь подошла к каталке. Теперь уже с вполне понятными намерениями. Постояла минутку, перекрестилась, и поцеловав меня в лоб, накрыла лицо простыней. Сомнений не было, я умер.
Нет, не так я себе представлял свой жизненный финал. Хотя, наверное, никак не представлял. Всё думал что жить буду вечно, а если и умру — ну, или когда умру, это будет не так банально. Мне даже жаль себя стало. Представив что хоронить меня будут всем селом, и наверняка скажут что-нибудь хорошее — (о покойнике, или хорошо, или ничего), я чуть не расплакался, но благо что чисто физически не мог этого сделать. Потом, по-любому, напьются на поминках, может даже передерутся, но мне, точнее моим бренным останкам, будет уже всё равно. Меня засунут в гроб — сделают большой, в маленький я не помещусь, и пока они будут пьянствовать, я начну «обживаться» в новом доме. О разложении и червях думать не хотелось. Не то настроение. Но даже лишённый практически всех чувств, я буквально закорками ощутил приближение могильного холода.
Интересно, а через сколько дней меня отпустит? В смысле отвяжет от тела. Я когда-то слышал что именно с этим связаны девять и сорок дней — вроде до девяти душа находится возле покойника, потом улетает, и снова возвращается на сороковину. Вот и проверим.
Перед глазами — физически, глаз у меня не было, но чем-то же я смотрел? — замелькали виденные когда-то картинки киношного чистилища. В том что ждёт меня именно оно, я нисколько не сомневался. Десять не десять, но половину заповедей я точно нарушал. Как там? Не убий — убивал, не укради — было дело, по субботам работал, имя божие всуе поминал, с прелюбодействием тоже отметился, жену ближнего желал. В общем грешен, чего уж теперь.
Не скажу чтобы боялся, или жалел о чём-то, но, всё равно, было как-то не по себе. Напрягало ещё моё теперешнее состояние, духа бесплотного. Ну и близких жаль было. Дети-то ладно, поплачут да забудут, детская психика она такая, отходчивая. А вот с женой всё выглядело иначе. Знал я, что любит она меня, как в книжках пишут, по-настоящему. И вроде бы отпустить её надо, сказать там что-то типа — «живи и будь счастлива», но, видать, я совсем плох в этом плане, ибо заранее злился и ревновал.
Пока я мучился под потолком, Аня сложила инструмент, и оставив со мной Володеньку, удалилась.
Я вновь попытался сдвинуться с места, и вновь безуспешно. Не знаю как на самом деле, но мне показалось что меня словно приковали в этом углу. Хотя как это можно сделать применительно к существу бестелесному, я не знал. Может молитвы какие-то есть на этот случай? Бывает же, что когда душа не уходит и начинает шалить, приглашают священника, или ещё кого-нибудь из этой сферы. Но я, кроме нескольких строк из отче наш, и не знал ничего, как-то не приходилось. Вот бы Леонида спросить? Он ведь вообще долго в призраках ходил. И летать мог в приличном радиусе.